Летим в Лас-Вегас! - Белинда Джонс

– А как называется вон то «апельсиновое пирожное»? – спрашиваю я. – Та желтенькая толстушка, которую вы кормили с руки? Видите, вон она!

– Это морская корова. Плавает она медленно. Если не класть еду ей прямо в рот, другие рыбы ее обгонят и все съедят. Она среди прочих – как весельная лодка среди моторок.

– Что-то она все время одна. У нее друзья есть? Я хочу сказать, она как-то общается с другими? – спрашиваю я, сама удивляясь тому, что беспокоюсь о рыбьих чувствах.

– Иногда кружит вокруг рыбы-дикобраза, но в общем, да, она все время одна. Что-то вроде изгоя в рыбьем царстве.

– Как грустно! – Я смотрю на одинокую смешную толстушку, и на глаза наворачиваются слезы.

Финн объясняет мне, что у тех двоих, которые плавают кругами друг за другом, очень напоминая астрологический знак Рыб, идет борьба за территорию. А у тех двоих, что словно целуются, на самом деле поединок взглядов – кто кого пересмотрит.

Я оглядываюсь, чтобы проверить, где Иззи. Ей явно не стоится на месте.

– Слушай, – говорит она как, бы невзначай, – я пойду займу столик, ладно? Снаружи, чтобы мы могли и оттуда любоваться рыбками.

Я прищуриваюсь.

– Официант?

– Что?

– Заприметила симпатичного официанта?

– Гораздо лучше! – сияет Иззи. – Только что в кафе вошел Элвис!

– Настоящий? – смеюсь я.

– Самый настоящий! Высокий, стройный – не чета тем пузатым коротышкам, что обычно косят под Элвиса, Нет, это настоящий Элвис в расцвете лет – а значит, он создан для меня!

И Иззи со всех ног мчится в кафе. Бедняга Элвис, он еще не знает, что его Присцилла уже идет по следу.

Маленький мальчик дергает Финна за рубашку.

– Это вы ныряли в аквариум? – интересуется он. Финн кивает.

– Почему умерла моя золотая рыбка? – без перехода спрашивает мальчик.

Финн переводит взгляд на его папу. Тот объясняет:

– Несколько дней она дрейфовала у самой поверхности: такое впечатление, что она была не в силах пошевелиться. А потом умерла.

– Видимо, проблемы с плавательным пузырем. Когда он поражен, рыба теряет способность плыть.

– Значит, мы ничего не могли сделать?

– Кое-что могли. Эта болезнь вызывается бактериями: вам следовало поместить рыбку в отдельный аквариум и распылить в воде антибиотик.

– А почему только одна рыбка заболела, а остальные нет? – вступает в разговор мальчик.

– У рыбок все, как у людей, – улыбается Финн. – Почему одни твои друзья заражаются гриппом, а другие нет? Так и рыбы: одни крепче других. Но теперь, если такое повторится, ты будешь знать, как спасти малыша, верно?

Мальчик радостно кивает. Поблагодарив, они удаляются; мы слышим, как мальчик говорит:

– Папа, папа, я тоже хочу здесь работать!

– И я, – признаюсь я.

Финн резко поворачивается ко мне; от смущения он покрылся красными пятнами. Тяжело иметь дело с застенчивым: при виде его мучений тебе Самой становится неловко, но, поскольку ты то не застенчива, приходится стиснуть зубы и поддерживать разговор. Естественно, я говорю первое, что приходит в голову, – лишь бы что-нибудь сказать.

– Знаешь, этот мальчик напомнил мне о двух золотых рыбках, которых мне с сестрой купили на ярмарке. Мне было семь лет, а сестре четыре. Я поставила аквариум на подоконник в спальне и часами любовалась на рыбок Рыбка Надин было оранжевой, а моя – серебристой. Однажды прихожу я из школы – а рыбка Надин плавает брюшком кверху. Надин, конечно, разрыдалась. И знаешь, что тогда сделал папа? Он сказал: «Теперь у тебя есть рыбка, а у Надин нет. Это нечестно. Надо отправить их обеих обратно в море». И с этими словами спустил их в унитаз – и живую, и мертвую.

«Молодец, Джейми. Нашла, какой историей развлечь человека, обожающего рыб!»

– А я, когда мне было десять лет, устроил у себя в комнате целый морской заповедник, – рассказывает в ответ Финн. – Мы жили на побережье: я целыми днями пропадал у моря, возвращался с полными карманами ракушек и водорослей и полными банками всякой морской мелюзги. Отца это страшно раздражало, а вот мама скоро обнаружила, что из водорослей получаются отличные маски для лица!

– Значит, твое увлечение принесло пользу близким. Держу пари, у нее до сих пор прекрасная кожа!

– Была, – грустно улыбается он. – Видишь ли… собственно говоря… мама умерла. Уже почти три года…

– О, прости! – ахаю я, инстинктивно прикрыв рот ладошкой.

– Ничего, все нормально.

– М-м.

– Может быть, пойдем перекусим? – спрашивает он. – В «Сырных лепешках» в самом деле очень вкусно кормят.

В жизни мне случалось видеть необычные зрелища (например, Иззи на маскараде в костюме монахини); но то, что открывается мне сейчас, потрясает воображение.

После обеда с Финном мы разделились: Иззи горела желанием побегать по магазинам, а мне хотелось собрать побольше материала для статьи о животных. Вот почему сейчас я стою на верху эскалатора в «Эм-Джи-Эм Гранд» и наблюдаю за жизнью казино сверху. Огромный зал прозрачной стеной разделен на две половины: налево – бледный паркет и бесчисленные зеленые столы, направо – прыгают по искусственным скалам гривастые львы.

Я спускаюсь, чтобы взглянуть на львов поближе. Потеряв равновесие, опираюсь рукой о стеклянную стену – и тут же мне навстречу протягивается огромная лапа. Размером она с крышку от мусорного бака, с той лишь разницей, что на мусорных баках не бывает ни мягких подушечек, ни клочковатой шерсти между пальцами. Надпись на табличке гласит, что передо мной – львица Голди, правнучка знаменитого льва Метро, ставшего символом кинокомпании «Метро-Голдвин-Майерс». Подумать только – целая львиная династия!

Львица широко разевает пасть, и приглушенное зловещее рычание заставляет игроков в покер из-за ближайшего столика обернуться через плечо. Я читаю дальше. Оказывается, содержание львов недешево: на весь проект ушло девять миллионов долларов. Открытый вольер представляет собой пять тысяч квадратных футов скал, ущелий и акаций. Надо сказать, вид у львиного интерьера довольно потрепанный. Неужели сами львы так изгваздали собственную квартиру? Или, может, в вольер иногда пускают игроков? Как бы там ни было, по сравнению со львами в обычных зоопарках, на которые вечно не хватает денег, эти звери просто утопают в роскоши. Служители спокойно заходят в вольер, почесывают львам животик, словно котятам, играют с ними в мяч. Львам от этого не только развлечение, но и польза – женщина из общества «Рожденные Свободными» рассказывала мне, что животные нуждаются в стимуляции. Я достаю блокнот. Еще одна хорошая задумка – вольер установлен на вращающейся платформе, так что не вся львиная жизнь проходит на публике. Представляю себе, как лев просматривает органайзер: «Так, мой выход в девятнадцать ноль-ноль, еще успею когти поточить…»