Дикий барин - Джон Шемякин

Душа сейчас отдыхает у прибоя под надзором теть и отличных двоюродных братьев. В ночи (разница во времени ого-го!) выслушал, сводя от внимания уши на затылке, такое вот:

– Тут скучно. Они скучные. У меня даже аппетита никакого нет. Никуда не сходишь. Съела для них сегодня кило винограда. И хоть бы кто спасибо сказал!

Вытирая глаза кончиком простыни, понял, что нужных людей я подарил Родине.

Дочь оглядела окрестности, в которых не была года четыре:

– С Канар да в Арканар…

И весело махнула вилами.

Добрые и честные родители, гуманное общество и пахнущая ладаном духовная традиция вдавливают нам в душу прекрасную жизненную установку: жизненная цель подразумевает хорошую учебу, добрую фантазию, любовь, честность, спокойствие, начитанность, тонкость, умеренность и годы нелюбимой отвратительной работы за омерзительные жалкие гроши на неприятных нам лично людей.

В этой жизненной стратегии хорошие дети служат для Деда Мороза передаточной инстанцией для вручения подарков злобным бесноватым хулиганам.

А иначе никак.

Как говорил мой дед, американцы – самые умные люди, а камчадалы – самые умные.

Мой восьмидесятидевятилетний опыт педагога, позволяющий мне врываться в дома незнакомых людей и, хлебая из кастрюли чужой борщ, давать советы по воспитанию детей, жарко гладя по спине их благодарную мать, говорит мне одно.

Процесс взросления ребенка – это не увеличение размера его штанов и прочего. Только открывая перед собой новые горизонты горестей и находя пути к преодолению бед, дитя начинает мыслить.

Ребенок взрослеет тогда, когда открывает по отношению к себе все новые и новые несправедливости. Не открывает несправедливости, не бит, изнежен – где взросление? Нет взросления. А если ребенок растет как надо, под батогами, в атмосфере наушничества и подголадывания – взросление происходит быстро.

Несправедливость и новые горизонты утеснений раскрывают перед дитятей мир. Сегодня не разрешают смотреть до посинения в монитор, завтра – школа и спортивные кружки, послезавтра – денег на кукол дополнительных нет, потом проблемы уже мирового значения начнутся. Отчего его никто не понимает? Почему мир так равнодушен и зол, когда у тебя такое мини?

А как иначе? Мир бед ширится, кругозор расширяется, начинается чтение, размышления, изгрызенные подушки. В глазах больше смысла. В движениях – изящной хищности. Мозг работает над темой использования единорогов.

Нет у меня такой цели – длить счастье у ребенков. Моя цель – методично выбрасывать их из гнезда уже сформировавшимися, крепкими негодяями.

Безответственно кривляться перед детьми, утешая и подбадривая. Так дитя никогда не съедет. И будет в розовых спальнях сладко дремать до седой бороды.

Сначала отучаем от груди, потом – в холодную воду, потом – вот это нельзя, за это – выволочка, тут мне можно, а тебе нет.

Это не жестокость, а вызывание огня на себя, кстати.

Все в жизни решает опыт. Это абсолютно точно.

Я, например, как опытный отец, знаю все о рождении детей. Много лет я принимаю участие в документальной реконструкции родов. Боли и каких-либо страданий от родов у женщин нет никакой, поверьте. Я сам изображал роженицу в абсолютно аутентичной обстановке, выполняя команды опытных акушеров. Коллег, которые видели женщин голыми.

Есть сумрачная городская легенда про какую-то девственность, есть целый комплекс мифов про роды.

Дети рождаются сразу недельными. Они красивы. Дети рождаются в чепчиках, иногда сразу в конвертах, умытыми, и у них есть пяточки, на которые приятно смотреть. Носики есть и глазки. Ручки еще. Приятные рождаются. Отдельно, вероятно, дораживаются ленты. Голубые, что странно, для мальчиков. И розовые, что любопытно, для девочек. Еще новорожденным нравятся букеты цветов и чтобы папа приехал за ними трезвым. Многократные наблюдения позволяют мне быть экспертом в этой области.

И уже как эксперт я могу рассуждать о родах. Как рожает женщина? Женщина рожает незаметно. Я не видел рожающего кашалота. Я не видел рожающую женщину. И кашалот, и женщина рожают незаметно.

Женщину по ее же просьбе внезапно увозят. Я очень волнуюсь и несу на себе весь груз эмоций. Не нахожу себе места. Потом женщина как-то там рожает, о чем мне, истерзавшемуся и измученному, сообщают по телефону будничным голосом. Видно, что врачи не переживают. А у них опыт почти такой же, как у меня. И я, выслушав сообщение, вытираю пот со лба, чтобы он не падал в закуски.

Для женщин построены целые родильные комбинаты с персоналом. Отцы же обречены на самолечение. Пока женщина беззаботно рожает, мужчина испытывает нагрузки невиданные. Но он мужчина. И он о них говорит впоследствии немногословно и нехотя, не более получаса в день, провожая женщину в три ночи к соскучившемуся по беспечной матери дитяти.

Вот и все! О чем я слышу постоянно, какие-то волнения и прочее – мне не очень понятно. Как эксперту.

Навестила меня в больничке моя племянница. Хорошая девушка, живет под гласным надзором полиции.

Пока имел я силенку, следил за взрослением хрупкого создания. Вытаскивал за волосики из пучины ночных клубов, раза два – из милицейских околотков. Всем все понятно, надеюсь.

Для защитников животного мира сообщу: не стрелял в нее из ружья, хотя, признаюсь, были мысли. Жахнуть из двух стволов, телеграмму брату, мол, так и так, при попытке к бегству, потом отпеть и по-быстрому закопать в суглинок. Настолько прожженная девушка у нас в семье подрастает, что лучше уж сейчас поплачем в отсыревшую телогреечку, чем потом всем семейством брести по судам, прея в скорбных очередях под мокрым дождичком у полустанка.

Скорбел я всячески на эту тему. Читал специальную литературу, делал выписки, запуская ладонь в шевелюру, готовился к неизбежному.

А вот теперь, после ея навещения, могу сказать: ошибался я в людях, есть еще трогательная наивность в поколении двухтысячных…

Лежу себе, противу естества своего никого не трогая, марширую, под воздействием медикаментов, к окончательному исцелению. А тут и племянница! Вот нежданная радость…

Я, конечно, сразу снурым своим носом в пакет для передач – захотелось оценить масштабы родственной любви. А посреди яблок и персиков лежит кольцо в коробке.

У меня от радости аж сердце зашлось рысистым стуком. Дождался, думаю. Дожил до признания потомков. Теперь в очень выгодном ракурсе буду лежать на возвышении, а на руке кольцо переливается под мраморными сводами. Как у Гавриила Романыча Державина, первейшего русского пиита, про которого многие, наверное, слышали.