Уролога.net - Оганес Диланян

Прошло около получаса. Абсолютно взмокший Диланян наконец смог уговорить Гамлета назвать дочь именем матери. Жаль, что он не знал ее имени…

— Хорошо, доктор-джан. Твое слово для меня — закон. Назову дочку Гйозал, решено.

— Так зовут твою благочестивую матушку? — ужаснулся Диланян.

— Да! Гйозал — тетя! — победно изрек Гамлет.

Диланян дико завращал глазами. Сделать что-либо он не мог, попытка уговорить горского жителя назвать ребенка не именем матери была равносильна самоубийству, ибо это нечестиво!

«Бедный ребенок», — отвлеченно думал Диланян, пока в трубке раздавались какие-то вопросы, на которые он автоматически отвечал: «Да, да, конечно».

— …Значит, завтра! Пришлю за тобой машину!

— Какую машину, Гамлет?

— «Мерседес»!

— Зачем?

— Ну, я же тебе говорил! Приедешь, дом мой увидишь, мероприятие будет, дорогой! В твою честь! Ты избавил меня от напасти!

— Ну хорошо… — у Диланяна не оставалось сил сопротивляться.

«Гйозал… Имя тюркского происхождения, обозначающее то ли красивая, то ли единственная… Ужас… Уж лучше бы назвал ребенка… Ну, не знаю, хотя бы Дездемоной! Было бы продолжением шекспировской серии…» — Эта мысль занимала голову Диланяна, весь день находившегося в прострации.

Акт 7. В Апаране

Апаран. Красота неописуемая. Четыре вершины Арагаца величаво смотрят на любого въезжающего в этот город, до ушей его доходит трубный крик осликов, которыми изобилует эта местность, а кожу ласкают прохладные и до жути приятные жарким летом ветры арагацских вершин.

В одной из деревушек близ Апарана находится домик Гамлета. «Мерседес», древний настолько, что этот срок делает честь концерну Даймлер — Крайслер, медленно въезжает с единственным пассажиром в деревню и останавливается у двухэтажного дома. Вопреки ожиданиям врача, сто раз уже проклинавшего себя за ужасное, богомерзкое иезуитское имя, данное ребенку, его никто не встречает. Не слышны звуки зурны. Словом, нет признаков праздника.

— Может, мы ошиблись адресом? — робко поинтересовался Диланян у таксиста.

— Что ти гаварыш, дарагой! — таксист был наслышан о том, что везет врача из Москвы, и говорил с ним исключительно по-русски. — Сыды и заткнысь!

— …Э-э-э… М-м-м…

Переведя на армянский язык данную сентенцию, Диланян понял, что у таксиста и в мыслях не было его обидеть, сказанное означало лишь: «Не извольте сумлеваться».

— Вот! Прйамо сэчас Гамлэт бэжат тэбя встрэчат!

Примерно так и произошло. Из дома выбежал Гамлет, обнял врача, потащил за собой.

Зайдя в дом, врач малость… кхм… удивился.

Стол, примерно на пятьдесят персон, был заставлен всякими яствами. Причем, вопреки армянской традиции, блюда не повторялись через определенное количество стульев.

В комнате никого не было.

— Садись, дорогой мой, садись, спаситель мой, — верещал Гамлет, провожая Диланяна на почетное место во главу стола. — Садись и кушай, это все для тебя.

— Гамлет, как бы тебе объяснить… Я вижу, что все это крайне вкусно…

— Сейчас будет горячее! — перебил Диланяна Гамлет. — Шашлык из баранины, свинины, телятины, осетрины, люля-кебаб, тава-кебаб, шаурма!

— Кхм. А кто это все будет кушать? — поинтересовался Диланян. — Я один?

— Да! Я тебя чествую у себя дома, в своем очаге!

— Гамлет… Понимаешь… Здесь еды персон на пятьдесят. Так что я один, каким бы ты меня богатырем ни представлял, съесть это все не смогу.

— М-м… Ну, останешься погостевать! На пару недель! И все доешь! — засиял Гамлет, как ребенок, нашедший решение трудной задачки.

— Нет, Гамлет. Сходи и позови гостей. Соседей, родственников, всех уважаемых людей, короче.

— Хорошо, доктор-джан! Я тебя как старшего брата люблю, твое слово для меня…

— Знаю, закон. Иди и позови, — повелел князь, присаживаясь в позу роденовского мыслителя во главе стола.

Акт 8. Мероприятие

— …Да пусть этот очаг будет дымиться всегда! — развивал пиротехнические фантазии хозяин водораздела.

— Пусть в этом доме люди собираются только по поводу свадеб и рождений детей! — пекся о демографическом состоянии деревни шеф милиции.

— И пусть во главе этого стола всегда сидит наш уважаемый и всеми любимый доктор из Москвы! — видимо, беспокоясь о здоровье жителей деревни, желал агроном.

— Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо… — повторял Диланян, потихоньку вливая крепчайшую тутовую водку в жареного поросенка. Выпить в присутствии пятидесяти высокогорных жителей было решительно невозможно, ибо бывали случаи, когда такие мероприятия заканчивались свадьбой Уважаемого Приезжего с дочерью агронома. Диланян был сугубо против брака, тем паче с младшей дочкой агронома.

— Я предлагаю, — как самый авторитетный житель деревни, агроном пользовался правом что-либо предложить, — сегодняшним тамадой выбрать нашего дорогого деда Тадевоса!

— Дорогой, я никогда не возражаю тебе, но сегодня нарушу эту традицию, — встал хозяин водораздела. — Наш дорогой и почитаемый дед Тадевос, да прорастут его усы и борода плесенью, помнит еще царя Николая. Но, кроме него, он больше ничего не помнит. Он болен, ему сто семнадцать лет, и он должен отдохнуть.

— Ну, как скажешь, Кайцак-джан, — агроном не был человеком уступчивым, но от водораздела зависела вся его агрономия, и он это понимал. — Но давай тогда выпьем за то, чтобы руками нашего дорогого доктора из Москвы деду Тадевосу вернулись здоровье и силы.

— Давай выпьем за это!

— Здоровья деду Тадевосу! Пусть множатся его дети! — внес свои пять копеек геронтофильских фантазий местный учитель.

— Тогда уж правнуки, дорогой, — мрачно бросил Диланян. Взгляд на деда (на самом деле — уже трижды прапрадеда) Тадевоса наполнял его душу тоской, он понимал, что его уролого-андрологическими руками никакое здоровье этому аксакалу вернуть невозможно. Максимум — можно обработать бороду каким-нибудь фунгицидом, ибо некогда белая, величавая борода до колен приобрела теперь нежный голубовато-зеленый оттенок.

— Как скажешь, наш дорогой доктор-джан! Ты такой уважаемый человек в нашей деревне, что тост за тебя выпьет даже наш начальник милиции, а он известный сукин сын! — басил учитель, понимая, что оценки детей бедного милиционера зависят от него и милиционер не осмелится пикнуть.

Однако милиционер пикнул.

— Наш многоуважаемый профессор и академик-джан! Я не могу позволить этому человеку безнаказанно оскорбить меня, хоть мои дети и учатся у него! Моя мать, видит бог, была женщиной пречестной и даже с моим отцом спала лишь по большим церковным праздникам, — обелил память своей матери милиционер. — А вот мать этого недостойного отпрыска уважаемого Тадевоса дважды была поймана мной за то, что торговала льдом в жару!