Мефодий Буслаев. Лед и пламя Тартара - Дмитрий Емец

– Напрасно. Очкарики обычно долго живут.Некоторые даже по сто лет, – сказал он утешительно.

Аня посмотрела на него с недоумением.

– У нас тоже в детском садике был подобныйкадр. Разбил очки и, боясь, что дома накажут, попытался покончить с собой,проглотив колеса от игрушечного грузовика, – продолжал развивать мысльЭдя.

– И что, его наказали?

– Да. Прямо в садике. За грузовик.

– Он, конечно, не умер?

– В ближайший год точно нет. А потом садиккончился, и судьба нас навеки раскидала. Но сдается мне, что он жив до сих пор,если не стал глотать колеса посерьезнее.

Аня невнимательно кивнула. Судьба знакомыхХаврона не слишком ее занимала. Она смотрела на оправу в руках и колебалась.

– Наденьте! Я хочу... Хотя неважно... Простонаденьте! – велела она.

– Я и так неплохо вижу.

– Наденьте!

Хаврон пожал плечами и послушно надел очки. Наего широкое и скуластое, с явной примесью татарских кровей лицо оправанатянулась неохотно, как детский носок на лапу баскетболиста.

– Что-нибудь видите? – спросила Анянапряженно.

– Нет.

– Как нет? – встревожилась девушка.

– Пока не проморгался...

Глаза у Эди, как у всякого непривычного кочкам человека, сразу стало ломить. Центр лба заныл. Захотелось размять егокостяшкой указательного пальца. Наконец зрение сфокусировалось и, повернувшиськ окну, Эдя различил все те же дома с редкими пятнами окон.

Аня напряженно ждала.

– Брр! И как люди в этом ходят? Всерасплывается!

– Ну хоть что-то вы видите?

– Дома. Теперь вижу столб. Интересно, в какомархитектурном стиле он выполнен? – ехидно спросил Эдя.

Девушка даже не улыбнулась.

– Дома – это да... Они не меняются. А теперьпосмотрите на водителя! – нетерпеливо велела она.

Эдя посмотрел на водителя.

– Ну как, видите?

– Ага, вижу. Ну сидит чувак, баранкукрутит, – подтвердил он, зная, что водитель, оглушенный музыкой, все равноего не услышит.

Аня кивнула.

– Ясно. То есть никакой изнанки мира, никакойвнутренней стороны подкладки, за которой жизнь прячет портняжные швы ифанерные, подбитые брусом, части декораций, вы не видите? – спросила онабез удивления.

Эдя осторожно кивнул. Он опасался девушек,которые говорят сложными предложениями. Аня протянула руку и сняла с него очки.

– Значит, дело не в очках. Дело в том гвозде,о который я укололась. Или не знаю уж, что это было, – сказала она.

– О каком гвозде? – не понял Эдя.

– Это длинная история. За неделю до Новогогода меня сбил велосипед.

– Велосипед? Зимой? Издеваешься?

– Серьезно. Какому-то не в ту сторонувыросшему мальчику взбрело в голову полихачить на гололеде. Мои очки слетели ипровалились сквозь решетку. Знаешь решетки в асфальте для стока воды?

– И ты, конечно, стала доставать? –спросил Эдя.

– Попыталась. Я заглянула внутрь, но ничего неувидела. Только то, что там неглубоко. Я кое-как просунула кисть – сбокуасфальт был выщерблен, а так бы рука не пролезла – и стала шарить. Ну и гадостьже! Раскисшие листья, мусор. Но очки я все-таки нашла. А когда уже вытаскиваларуку, в нее что-то впиявилось.

– Гвоздь?

– Или что-то еще. Может, стекло или проволока?Я вообще не поняла, откуда что взялось. Было дико больно. Я ощутила холод исразу жар.

Аня протянула Эде руку, и он разглядел натыльной части ладони шрам сантиметра в три.

– Долго зарастал? – спросил онсочувственно.

Аня вскинула глаза и сразу их опустила.

– Нет. Почти мгновенно. Минут за десять зарос– так вообще не бывает. Повезло.

Она нервно засмеялась, поняв, что сказала:«Повезло».

– В общем с тех пор все и началось. Всякий разкак я надеваю эти очки, мне мерещится всякая чушь. Я вижу цвета, вижу мысли,знаю истинные желания каждого человека... Ужасно! – тихо сказала Аня.

– В самом деле? Ну и какое у меня сейчасжелание? – усомнился Эдя.

Аня надела очки и посмотрела на него.

– Мне что, вслух сказать? Или можно сразуначинать кусаться? – спросила она спокойно.

Хаврон смутился.

– Ну не такое уж оно и истинное... Так,сиюминутное, – буркнул он, все еще уверенный, что слова девушки блеф.

Аня усмехнулась.

– Значит, не веришь. Есть один способ, чтобы иты увидел. Хочешь рискнуть? – предложила она.

– Ну если это не очень больно.

– Это больно. Но не очень, – сказала Аня.

Прежде, чем Хаврон успел спросить, что именноона собирается сделать, Аня быстро взяла его руку и запустила в нее ногти. Неочень глубоко, но все же появились царапины и выступила кровь.

– С ума сошла?

– Молчи. Взгляни на водителя еще раз и тыувидишь то, что вижу я!.. И не дергай руку, контакт нельзя разрывать! –приказала Аня.

Она смотрела не на Эдю, а вперед. В выпуклыхстеклах очков скользили желтые огни фонарей.

Хаврон послушался и посмотрел. Водительскоекресло исчезло. Сидевший перед ним бомбила казался сотканным из сияния.Зелено-фиолетовое внутри, снаружи оно постепенно размывалось, выбрасывая тонкийсветовой луч в районе темени. Различался алый пульсирующий круг сердца. Эдявсмотрелся и правее сердца, в нескольких сантиметрах над солнечным сплетением,различил золотистую точку.

Хаврон ощутил сухость во рту. Эде вспомнилось,что в школе у него был приятель, назойливо мечтавший об очках шпиона,позволяющих видеть сквозь предметы. Парень на этом буквально зациклился. Спеной у рта спорил с теми, кто говорил, что таких очков не существует. Его дажепобаивались: а ну как бросится? Однако эти стеклышки были куда серьезнеепресловутых очков разведчика. Они всего человека превращали в палитру красок.Хаврон выдернул у Ани свою руку. Странное наваждение исчезло.

– Видел? – спросила Аня.

– Что это? Приборы ночного видения дляснайперов легли в основу массовой коллекции? – спросил Эдя хрипло.

– Сама не знаю. Но я безумно устала. Ты виделэто одну секунду и испугался, а я вижу почти постоянно.

Неожиданно Аня всхлипнула и прижалась к егоплечу лбом. Эдя, не привыкший к женским слезам, ощутил себя большим псом,хозяйка которого странным образом завыла. Ему захотелось подвывать и вертетьсяна месте.