Заступник земли Русской. Сергий Радонежский и Куликовская битва в русской классике - Коллектив авторов

— Здесь зверь.

Стали вонзать копья в снег, чтобы поднять медведя.

Долго не удавалось.

Потом сугроб словно дрогнул, разом рассеялся, и огромный медведь, взбешенный, страшный, с приставшими комьями снега к косматой шерсти, с ревом поднялся из берлоги.

Все отпрянули, кроме князя Олега, который спокойно ждал зверя.

Медведь заметил неприятеля и, вытянувшись на задних лапах и помахивая передними, пошел на князя, переваливаясь, как утка.

Князь стоял неподвижно.

Зверь совсем близко. Слышно его хриплое, порывистое дыхание.

Вдруг Олег поднял рогатину и вонзил в медведя.

Оружие глубоко впилось. Удар был верен. Кровь оросила снег.

Медведь заревел, полез дальше, все глубже всаживая в себя рогатину и стараясь переломить ее лапой, что не позволял ему сделать охотник, зорко следя за его движениями.

Но притупился ли от лет взгляд князя Рязанского, утратилась ли былая ловкость, только он сделал неловкий поворот.

Послышался треск ломающегося дерева, рогатина переломилась, как тонкая щепка.

Медведь насел на Олега и подмял под себя.

Все испуганно ахнули.

Не потерялся только один Андрей Алексеевич. Одним прыжком очутился он рядом с медведем, поднял обеими руками свой бердыш, с которым никогда не расставался, и страшным ударом раскроил череп медведю.

Зверь тяжелой массой рухнул на снег.

Старый князь лежал без чувств. Его подняли, потерли виски снегом и осмотрели. Было несколько ран, но не опасных: кости были целы.

Придя в себя, князь пожелал видеть своего избавителя.

Он обнял юношу и поцеловал.

— Отныне ты будешь другом моим, — сказал он. — Первым после меня станешь в княжестве Рязанском.

Олег сдержал слово. Несмотря на молодость, Андрей Алексеевич занял место ближнего боярина князя. С ним князь часто советовался и осыпал милостями.

Время быстро пролетало.

Юный Кореев уже мог бы вернуться на родину и отнять вотчину у опекуна, но медлил с возвращением: не хотелось покинуть князя, полюбившего его, как сына, и он привязался к семье дяди.

Мало видевший ласк, сирота полюбил Епифана Степановича. Тот казался ему таким добрым, истинно родным.

Старый Кореев часто говаривал:

— Ты считай меня заместо отца. Полюбился ты мне.

Порою он даже точно заискивал перед молодым племянником.

Неопытный и доверчивый юноша принимал все за чистую монету, и привязанность его с каждым днем возрастала.

Раз как-то Матвеич, поймав Андрея Алексеевича наедине, сказал:

— Юлит старый… Ты смотри не очень-то того. С опаской.

Молодой Кореев только подивился такому предостережению.

Часто он думал, что как хорошо сделал, приехав в Рязань. Там, дома, были только косые взгляды вотчима да порою ложная ласка, а здесь он нашел искреннюю ласку и родную семью.

Что он служит чужому князю, это его не беспокоило. Олег, казалось, был верен Димитрию Иоанновичу, а кроме того, Андрей Алексеевич ведь не приносил клятвы служить рязанскому князю. Он мог свободно отъехать, когда хотел.

На душе юноши было мирно и спокойно.

Даже мстительные замыслы относительно Некомата оставили его.

Молодой Кореев был очень незлобив от природы, и если способен был причинить кому-нибудь зло, так только разве в минуту крайнего раздражения.

— Бог с ним, — решил он, — на чужое позарился — свое потеряет.

Он и не думал, что уж эта мысль сбылась, что Некомат почти нищий, мечется из княжества в княжество, из Руси в Литву, вечно боится за свою жизнь и проклинает судьбу и кается в содеянном.

Если бы Андрей Алексеевич встретил в это время своего опекуна, то, вероятно, простил бы его.

А действительно ли все были такими добрыми и ласковыми вокруг юного Кореева?

Юноша не знал, что князь Рязанский, открывая перед ним якобы все помыслы, глубоко таит свою ненависть к великому князю Московскому и уже ведет переговоры с Литвой, где в то время место умершего Ольгерда занял жестокий Ягелло. Старый Олег был не чета Михаилу Тверскому. Наученный опытом, он понимал, как трудно тягаться с Москвой. Он притворялся другом Димитрия, а втайне строил козни и выжидал удобного случая, чтобы скинуть личину.

Юноша не знал, что все эти ласковые вельможи потому только ласковы, что к нему милостив князь. Они заискивают, низкопоклонничают перед ним, но в душе ненавидят «мальчишку».

Юноша не знал наконец, что сам этот такой добрый дядя завидует ему. Если бы он мог проникнуть в думы дяди, когда тот бродил ночною порой, как тень, по покоям, одолеваемый бессонницей, то ему пришлось бы и огорчиться, и испугаться.

Он тогда понял бы, что первый враг его — дядя.

Епифан Степанович не находил себе покоя с тех пор, как его племянник попал в милость к князю.

Его ела зависть.

— И надо мне было его принимать к себе да к князю вводить!.. Ведь он оттер меня, оттер… Хитрющий мальчишка!

Так рассуждал старик Кореев, забывая, что только случай помог его племяннику выдвинуться.

— И как он ловко меня обошел! Дяденька да дяденька… А теперь и ступай к нему на поклон. За свою глупость кланяйся безбородому парнишке. Ну, да все до поры до времени. Княжая-то любовь переменчива. Придет и моя пора, и он мне поклонится. Хотелось бы мне очень у князя супротив него поработать… Сшибить, значит…

Но планы, каких козней он ни строил, все выходили неудачны.

Надобно было так устроить, чтобы исподволь и незаметно: чтобы и князю невдомек, что со зла говорит, да чтобы и племянник не узнал.

Лучшим средством, в конце концов, ему показалось действовать через других.

Он повел игру осторожно.

То с тем, то с другим посмеется над племяшом:

— А пустая еще у него голова! Какой он княжий советник. Ему бы голубей гонять.

А этот — «тот или другой» — уж в свою очередь постарается разнести:

— Вот что сам дядя родной говорит…

А после, может быть, и до князя дойдет.

Олег, может быть, только поморщится.

Но ведь поморщится раз, поморщится два, а там и покосей взглянет на Андрея Алексеевича.

Быть может, в княжьей голове даже мелькнет: «И в самом деле, какой он советчик».

Пускал дядюшка в ход и другое средство.

Нет-нет да кому-нибудь и шепнет про племяша скверную небылицу и сам же тут прибавит:

— Мне не верится… Да и ведь душа болит: родной племянник, своя кровь. Да как не поверить? Человек сказывал верный.

И пойдет кружить сплетня.

И вновь поморщится старый Олег.

А юноша в простоте сердечной ничего не подозревал. Продолжал думать, что вокруг него все добрые, славные.

Он не замечал даже того, что князь с ним становится холодней.

Тем тяжелей ему было, когда грянул гром с безоблачного неба.

Конечно,