Статус: бывшая - Дарья Сойфер

– Почему?

– Я тогда была несовершеннолетней.

– Ну да… Забыл уточнить: если бы мы были ровесниками…

– Прекрати, не такой уж ты старый.

– Тогда бы я тебе точно понравился. – Взгляд Краскова затуманился от ностальгии. – Девчонки любят кавээнщиков.

– Хочешь сказать, ты был харизматичный и веселый?

– А шевелюра какая… – Он взялся за телефон, повозил пальцем по экрану и протянул гаджет Тане. – Вот.

На дисплее был вроде бы тот же Красков, а вроде и совершенно другой человек. Будь Таня неопытной работницей паспортного контроля, ни за что бы его не узнала. Он улыбался! Так широко, что стоматолог без труда разглядел бы все, что нужно, включая кариес на верхней шестерке. Да, шевелюра у него была симпатичная, русые волосы делали его менее брутальным. С ними он походил не на сурового телохранителя, а на мальчишку. Но Таню куда сильнее поразила открытая улыбка. Куда подевался этот приятный задорный парень? Зачем побрился наголо, нарастил мышечной массы и вколол себе лошадиную дозу вредности и мизантропии? Краскову на фотографии куда больше подходило имя Ваня, чем субъекту, в которого он превратился. И да, если бы такой парень решил ухаживать за Таней, на Байгозина она бы даже внимания не обратила. Укатила бы с Ваней на мотоцикле «Урал» в закат, не заботясь о том, как должна держать себя статусная женщина.

– Дай угадаю: думаешь, что нехило меня жизнь потрепала? – Красков убрал телефон и снова взялся за вилку.

– Да нет, что ты… – не слишком убедительно солгала Таня.

– Врешь. И где теперь твои принципы? Правда и только правда? – Он закинул в рот оливье, и стало понятно: это не самое вкусное из того, что Ване доводилось пробовать. И тем не менее он стоически прожевал и взглянул на спутницу: – Волосы я сбрил, потому что так удобнее. И так я больше похож на охранника. Не только женщины, знаешь ли, меняют внешность, когда расстаются с прошлым.

– Тебя так подкосило увольнение из органов?

– Вообще-то нет. Я никогда не мечтал стать полицейским. Нет, мне читали в детстве про дядю Степу, но я еще в школе понял, что ни фига это не про доброту и защиту мирных граждан.

– Тогда зачем?

– Люди не всегда идут в профессию за мечтой.

– Деньги… – полувопросительно вздохнула Таня. Теперь-то она понимала, что не саморазвитием единым стоит жить. Счета байгозинскими лозунгами не оплатишь.

– Я был… Скажем так, непростым ребенком. Не в смысле талантливым, скорее трудным. Драки в школе, детская комната… Вот это вот все. Маме доставалось из-за меня, на родительские собрания она ходила как на казнь, а я старался не появляться дома, пока она не остынет. Единственный, кто меня всегда хвалил, это наш физрук. Конечно, никуда я после школы не поступил. Не потому, что был тупой, просто забил на учебу. Ну, и, здравствуй, армия.

– Тяжко было? – с сочувствием спросила Таня, наслышанная об ужасах по выплате долга Родине.

– Физически – нет. Морально… – Он отвел взгляд. – Короче, своего сына я бы туда не отдал, но мне мозги вправили как надо. Сейчас я понимаю, что мне это было нужно. И я дембельнулся с мыслью, что надо браться за ум. А куда легче всего после армии? И зарплата тебе, и пенсия, и соцпакет. Хотел хоть как-то компенсировать матери мои детские выкрутасы. Да и дело благородное. По крайней мере, я так по первости думал. Правильная такая мужская работа.

Таня слушала, не решаясь перебить. Красков говорил открыто и честно, и она была благодарна ему за откровенность. В его словах было больше искренности, чем в велеречивых излияниях Байгозина за все четыре года, теперь-то она это понимала и видела разницу.

– Потом выяснилось, что не все так просто. – Красков глотнул зеленого чая, поморщился и кинул в чашку пару кусков тростникового сахара. – Ты вот думаешь, что работа на Байгозина – это сделка с совестью… Может быть. Да, где-то ты права. Но мне есть с чем сравнивать. Он, конечно, самовлюбленный кретин, он несет всякую чушь за большие деньги. Но он никого не убивает и не покрывает убийц.

– А радио? – подала голос Таня. – Почему ты оттуда ушел?

– Я не уходил, меня ушли. Нашу волну перекупили, стали менять ведущих на профи. Дикторское образование, все такое. Да и мне «Лесоповал» порядком поднадоел. Я пытался устроиться куда-то еще, но… Сначала не брали, потом я понял, что не мое это, наверное.

– А что – твое?

– Черт его знает. Я завидую людям, у которых есть призвание. Ну, говорят же: врач от бога. Вот есть у тебя мечта или талант, и ради этого можно и сволочь-начальника потерпеть, и кабальные условия…

– У тебя вообще нет никакой мечты? – удивилась Таня.

– Ну почему, есть. – Лицо Краскова просветлело, и он на мгновение стал похож на того открытого парня с фотографии. – Я хочу дом свой. Рос с матерью в однушке в Чертаново, а на лето меня посылали к бабушке в Чувашию. А там лес, река, грибы вот такие, – Ваня развел ладони. – Воздух. Мы с дедом столярничали, у него руки знаешь какие? Вся деревня заказывала наличники. И мебель тоже делал, и кровати с резными спинками. Да полно всякого.

– Он жив? – тихо спросила Таня.

– Не-а, – Красков произнес это спокойно и слишком быстро, но она почувствовала: ему тяжело об этом говорить. – И дед, и бабушка… Да, это давно уже было. Я все представлял: куплю участок, построю дом большой. Собаку заведу, всех туда перевезу. Маму, чтобы она там своими цветами занималась, жену. Дети будут на воздухе расти. Вот, ипотеку взял, купил участок ИЖС. Газ по границе. От Москвы на электричке минут сорок всего, на работу ездить удобно. И соседи ничего так, и порыбачить есть где. Самый крайний участок у леса, сосны старые, прям за забором.

– Мама счастлива, наверное?

– Была, да, – помрачнел Ваня. – Проект дома вместе рисовали…

У Тани защемило сердце. Она не знала, что говорить в таких ситуациях. Расспрашивать, что случилось? Бестактно. Перевести тему? Бессердечно. Поэтому она молчала, предоставив Ване самому решать, рассказывать или нет.

– Да ты не смотри так, – он выжал улыбку. – Я вообще-то не собирался тут на жалость давить. Я у нее поздний ребенок, а в Москве экология такая, что ничего удивительного. Рак – чума двадцать первого века.

Таня стиснула зубы, злясь на себя и на Люську. Вот как можно было так поступить с человеком? Вперед, Полтавцева, на войне все средства хороши! Подумаешь, какой-то охранник! Всего-то выведаешь у него, каких журналистов позвал Байгозин! Довольна, генеральша недоделанная? И каково теперь тебе будет спать по ночам?

– Прости, – она обращалась одновременно и к Ване, и к Богу, хотя последний, будучи в курсе ее каверзных планов, вряд ли бы так скоро отпустил грехи. Как минимум она заслужила хорошего пенделя свыше, оставалось только надеяться, что это будет не кирпич.

– Я сам виноват, развел тут… Давно на свиданиях не был, забыл, как положено. Ты, наверное, раздумываешь, как бы поскорее сбежать?