Дневники полярного капитана - Роберт Скотт

Воскресенье, 22 января.

Тихий день. Нечего записать.

Судно мирно стоит в бухте. Ветра мало. Тепло. Температура в доме сегодня вечером 63° [17 °С]. Мы весь день возились с платьем – все усердно шили. Лошади, назначенные для восточной партии, сегодня утром были посажены на судно.

Понедельник, 23 января.

Долго прожить в спокойных условиях в этих краях нельзя. Когда я сегодня встал, в 5 часов, погода была тихая, прекрасная, но, к удивлению моему, в бухте между берегом и льдом оказалась открытая полоса. Лед же сплошной массой уплывал.

На судне это скоро заметили, снялись с якорей, послали к берегу шлюпку и вышли в море. Мы не прерывали своих приготовлений, но вскоре Мирз донес, что лед в южной бухте уходит с такой же быстротой. Это оказалось преувеличенным, но от земли, действительно, оторвалась громадная льдина. Я с Мирзом прошел до первого льда. К счастью, он простирался мили на две вдоль скалы, образующей наш мыс, и мы открыли такое место, по которому можно было спуститься лошадям, но без грузов.

С этой минуты пошла страшная спешка. Мы отправили на судно все сани для перевозки провизии и корма; собаки пойдут, надеюсь, через час, со сбруей для лошадей и пр., то есть отправляется все, что требуется для вспомогательной партии, за исключением лошадей.

Согласно сделанным распоряжениям последние завтра утром должны перейти поперек мыса, затем пойти на юг по льду.[29] Невольно молишься, чтобы лед продержался всего эти несколько часов. Путь в одном месте лежит между айсбергом, находящимся в открытой воде, и большой полыньей перед ледником; лед в этом месте, может быть, слаб, и узкий перешеек каждую минуту может переломиться. Мы рассчитываем почти что на минуты.

Если все пойдет хорошо, я отправлюсь на судно завтра утром, когда придут лошади, и оно тотчас же пойдет к Ледниковому языку.

Вторник, 24 января.

В доме всю ночь была большая суматоха. Мы выступил сегодня в 9 часов утра. Шлюпка с судна пришла за Западной партией, и за мною, в то время, как лошадей выводили из лагеря. Мирз и Уилсон шли впереди, исследуя путь. На судне меня повели смотреть улов морской фауны, сделанный биологом Лилли. Это было нечто изумительное: множество губок, исоподов и пентоподов, больших креветок, кораллов, и пр.; но главной добычей являлись несколько ведер кефалодисков[30], которых доселе было изловлено не более семи экземпляров. Лилли ликует и считает, что один этот улов оправдал бы всю экспедицию.

До полудня мы обошли остров. В подзорную трубу видны были лошади, шедшие по морскому льду. Убедившись, что у них все благополучно, мы под парами направились к Ледниковому языку. Открытая вода доходила как раз до него, и судно застряло в углу, образуемом морским льдом и ледником, почти касаясь его поверхности своим левым бортом. Я пошел встречать лошадей, пока Кэмпбелл отправился исследовать широкую трещину в морском льду на Южном тракте. Лошадей без больших затруднений доставили на Ледниковый язык и привязали на морском льду около самого судна.

Кэмпбелл, между тем, уведомил меня, что трещина была не менее 30-ти футов в ширину; было ясно, что надо обойти ее, переходя ледник, и я просил его кольями отметить путь в обход трещин. Оутс донес, что лошади готовы снова продолжать путь после чая, и их повели по намеченной Кэмпбеллом дороге, предварительно доставив груз их на лед. Все шло хорошо до тех пор, пока они сошли на уровень льда, и Оутс повел их через старую, засыпанную снегом трещину. Его лошадь и следующая перешли на ту сторону, но третья хотела перепрыгнуть и провалилась по брюхо на самой середине. Она не могла двинуться и с каждым усилием погружалась глубже, так что, наконец, над размякшим снегом видны были только голова и передние ноги. Не без труда мы опутали их веревками и общими силами вытащили бедняжку, в жалком виде и сильно дрожавшую.

Остальных лошадей мы провели в обход дальше к западу и, благополучно доставив их на лед, покормили и отправили назад с вьюками. Тем временем собаки наделали хлопот. Очутившись на твердом льду с легкими грузами, они неудержимо понеслись, ничего не разбирая; одно удивительно, как мы все в целости попали на лед. Уилсон и я управляем одной упряжкой, Эванс и Мирз – другой. Я еще не выражаю мнения о собаках, так как сильно сомневаюсь, насколько они окажутся полезными; зато лошади, наверное, будут большим подспорьем. Они ведут себя замечательно солидно, ступают бодро, даже весело, гуськом, одна по следам другой. Одно нехорошо – это легкость, с которой ноги их уходят в рыхлый снег; это случается беспрестанно в таких местах, на которых ноги людей едва оставляют отпечаток. Провалившись, они храбро отбиваются, но жалко смотреть на них. На сани мы сверх груза прибавляем еще по 105 фунтов сена. Мы сделали привал в шести милях от ледника и двух милях от мыса Хижины. Холодный восточный ветер. Температура –19° [–28°C].

Среда, 25 января.

Сегодня отправляется осенняя вспомогательная партия, состоящая из 12 человек, 8 лошадей и 26 собак. Эти 12 человек следующие: Скотт, Боуэрс, Оутс, Черри-Гаррард, Гран, Аткинсон и Крин [Crean, матрос], которые были оставлены в лагере, прозванном «Безопасным»; матросы Эванс, Форд и Кэохэйн [Keohane], которые 13 февраля вернулись с наиболее слабыми лошадьми; Мирз и Уилсон, с собаками и санями.

Первый транспорт, включающий провизию и топливо на 14 недель, около 5385 фунтов свезен в склад № 1.

Судно довезло до Ледникового языка 130 тюков сена, 24 ящика собачьих сухарей и 10 мешков овса; собаки с санями вернулись к судну, взяли этот груз и отвезли в лагерь № 1, взяв еще 500 фунтов сухарей.