Его птичка. Книга 2 - Любовь Попова

Вдруг прижимаю руку к груди. Сердце частит. Волнение, но с чего бы? Танцы привычные, хотя и клуб новый. Может, тоже пора сердце менять. Мое уже давно покрыто сажей и скукоженное, как чернослив.

Последние три года не живу, а существую, все как по инерции делаю, даже мыслей толком не возникало. Просто заводная кукла с большими глазами, выполняющая свои обязанности.

И почему только в объятиях Ромы сердце разбухает, а тело, словно спящее тысячу лет, оживает от малейшего прикосновения, от одного серебристого жадного взгляда?

Его взгляд никогда не будет похотливым, как у самцов, осматривающих мое тело, пока я кручусь на шесте. Нет, он жадный, голодный, собственнический. Он словно говорит: «Ты моя».

И я даже не смею ослушаться. Целых два раза уже не смею.

Захожу с черного входа в недавно открывшийся клуб, в который устроилась накануне. Брать не хотели, потому что «мяса в титьках маловато». Но, стоило мне взойти на сцену, стоило только взяться пальцами за шест, подтянуться и закинуть обе ноги выше головы, взяли на самую высокую ставку.

Иду по коридору и невольно оборачиваюсь. Опять это волнение. Опять в преддверии чего-то. Ощущение пера на шее, легкого волнующего касания.

На меня уже странно смотрит один из барменов, поднимает густую бровь и подмигивает.

Получается, смотрела на него?

Задираю подбородок, насмешливо вильнув конским хвостом, и бегу в гримерную.

Тут как и везде. Толкучка, запахи лака для волос, пота, свежей лайкры. И целое море свеженьких тел на любой вкус и цвет для забавы парней, что уже трясутся в зале в ожидании номера клуба «Дом утех».

Что за название?

Девчонки смеются, разговаривают, пока глотки друг другу перегрызать не хотят. Но это временно, до первой ссоры, до первого мужчины и первого соперничества.

Именно зависть проявляет в людях самые их худшие качества.

— Аня, — слышу чуть высоковатый для мужчины голос. — Не надумала оголить сиськи?

Тишина образовалась гробовая, кто-то пискнул, скрывая смех, кто-то пошутил вполголоса: «Было бы что оголять», и я поворачиваюсь к Максиму, местному менеджеру и арт-директору.

— Я думала, мы договорились, — цежу сквозь зубы, и все смотрят на Максима. Тот, видя мой далеко не добрый взгляд и сумку, с которой я уже готова выбежать, поднимает руки.

— Сдаюсь, я же просто спросил. Слушай, — он подходит ближе и похотливо наблюдает, как я вернулась к переодеванию. Сняла кофту, лифчик, надела другой, обшитый блестками. Стянула джинсы, трусики и быстро надела другие, с хвостом из ткани.

У танцоров есть стыд, а вот стеснительности нет. Нам порой приходится менять костюмы в таких местах и с такой скоростью, что не до приличий.

— А как насчет приватов?

Переодевшись и быстро вытащив на стол косметичку, смотрю на Катю. Рыжая, невероятно красивая. Давно в этой сфере и порой помогает мне не потеряться и не спуститься совсем до проституции. Это она привела меня сюда.

Та медленно, соблазнительно отворачивается от зеркала, где успела накрасить только один глаз, и закидывает ногу на ногу, в лучших традициях Шерон Стоун из «Основного инстинкта».

Взгляд Макса сразу меняется, а остальные девчонки замирают в предвкушении скандала. От этих двоих летят искры. Знакомы давно, он ее хочет, но у нее свои условия. И первое — верность, которую Макс обеспечить не может. Сейчас она ставит условия по поводу моих приватов.

— Никаких касаний. Никаких разговоров. Пришла, жопой покрутила, ушла.

— Было бы чем крутить, — шутит кто-то, и я невольно усмехаюсь.

— Ты смотри, Ленкова, чтобы от того, как ты крутишь жопой, шест не сломался, — мельком смотрит на шутницу Катя и снова возвращает хитрый взгляд на застывшего Макса. Застывшего, особенно после того, как Катька наклоняется и выставляет на обозрение низкое декольте.

— Ей семьдесят процентов.

Жадность приводит Макса в чувство.

— Это грабеж, — тыкает он пальцем ей в грудь, задевает и тут же получает оглушительный шлепок по руке.

— Хотите иметь такую куколку, как Анька, раскошеливайтесь. Это ко всем…

— Меня не надо иметь, — вмешиваюсь, упирая руки в обнаженные бока.

— Ну ты же поняла меня, котик.

Еще минуту вся гримерка наслаждается перепалкой этих недолюбовников.

И конечно, победа была за Катей, все-таки Максику слишком хочется взяться за эти бутончики, так соблазнительно покачивающиеся над лифом со стразами.

В итоге после трех танцевальных пятнадцатиминутных заходов с такими же перерывами я иду на свой первый в жизни приват.

Ниже опуститься уже некуда. Но семь тысяч на дороге не валяются и это не секс… Так что…

Можно закрыть глаза и представить, что я снова в квартире с панорамными окнами, снова перед Ромой, перед его жадным взглядом и обнаженным, стоящим колом членом, который он поглаживает, наблюдая за тем, как я танцую перед ним.

Можно просто закрыть глаза и оказаться где угодно, а не в этом пропахшем сигаретами и спиртом клубе с мигающими красными огнями. В этом темном коридоре перед шторкой, за которой меня ждет мое истинное падение.

Чем стриптизерша отличается от проститутки? Только тем, что стриптизершу трахают мысленно и порой гораздо более изощренно, чем можно потрахаться вживую.

Глубоко вздыхаю.

Главное — помнить, что в любой момент парни секьюрити меня спасут. Камера не видит, что происходит, но отлично пишет звук. Один мой писк, одно мое «помогите», и сюда сразу набежит куча парней в белых футболках с несочетающейся с их мускулистыми телами розовой надписью.

Еще вдох, выдох.

И еще. Сейчас, сейчас я зайду.

Сердце снова бьется как бешеное. Снова рвется из груди и томится в странном ожидании. Тяну дрожащую руку, собираю бархатную тяжелую ткань в кулак.

Дыши, только дыши. Это просто работа. Это просто деньги.

Откидываю портьеру резко, как срываю пластырь, и на мгновение замираю, вглядываюсь в полумрак, разрезанный мигающим красноватым светом.

Только силуэт.

Лица не видно, но эту расслабленную, выжидающую позу, этот запах не узнать невозможно. Теперь становится ясным мое странное, трепетное волнение. Теперь становится ясным, кому вздумалось переплачивать за приват двойную цену.

Он меняет позу и наклоняется вперед, вглядываясь в темень и рассматривая мой костюм, вернее его практическое отсутствие, с ног до головы. Медленно, словно обрисовывая кистью-лезвием, разрезая чувства, выуживая наружу самые больные фантазии.

Рома. Мой и не мой. Рома.

Прикусываю губу, переступая с ноги на ногу.

Боже, он здесь!