Человек огня - Маргарет Роум

Сердце Тины переполняла гордость за него.

— Это просто великолепно! — От радостного возбуждения девушка чуть не пустилась в пляс. — Рассказ доктора о ваших чудесах скоро разнесется по всем джунглям, и, куда бы вы ни отправились в будущем, все туземцы будут вам рады! — Тина положила ладошку на его смуглую руку и, вдруг посерьезнев, добавила: — Я так счастлива, что, помогая мне достигнуть цели, вы тем самым сделали шаг к достижению своей собственной. Со временем каждое племя на Амазонке убедится, что имя Карамуру означает правду, искренность и помощь всем, кто в ней нуждается.

Рамон изумленно уставился Тине в лицо, когда девушка, вздрогнув, замолчала. Неужели она окончательно выдала себя? Неужели эмоциональный подъем, охвативший ее в тот миг, настолько ослабил привычную осторожность, что Тина открыла Рамону свою любовь? Девушка попыталась отвернуться, но не смогла. Их все еще окружали смеющиеся, оживленно болтающие аборигены, но сейчас эти двое как будто остались одни во всем мире, стоя друг против друга посреди шумной толпы. Сердце Тины бухало, как кузнечный молот, пока она ждала, чтобы сеньор нарушил молчание. На нее нахлынули дурные предчувствия, а щеки до боли обдало жаром, когда на лице Рамона медленно расцвела довольная, даже ликующая улыбка. Он узнал ее тайну! Улыбка светилась теперь и в голубых глазах. Очень бережно Рамон взял ее за руку и спросил:

— А как насчет вас, дитя солнца? Что значит Карамуру для вас?

От его прикосновения разлился огонь по всему телу, но Тина сумела сохранить видимое спокойствие. Она не может позволить себе расслабиться, ведь это значило бы стать для него, а возможно, и для доньи Инес посмешищем! Все ее подозрения вдруг всколыхнулись, так что голос зазвучал беспокойно и неуверенно:

— А что я могу думать о вас, сеньор? Разве мое мнение что-нибудь значит?

Внезапная холодность Тины согнала улыбку с его губ и вернула настороженность взгляду голубых глаз, однако, в отличие от девушки, Рамон говорил спокойно, разве что чуть жестковато:

— Да, я хотел бы знать, изменили вы свое мнение обо мне или нет. Если помните, — медленно продолжал Рамон, — еще когда мы были в Манаусе, вы заявили, что эта поездка станет для меня испытанием. Надеюсь, вы не поставите мне в вину желание узнать, оправдан я или осужден?

— Я могу одобрить в вас многое, — сухо ответила Тина. — Несомненно, вы искренни в своем желании помогать людям, и я не могу отрицать ваши опыт и сноровку в работе. Единственный мой упрек, — с горечью выдохнула девушка, — касается вашей памяти!

— Моей памяти? — бесцветным тоном переспросил он.

— Да, — продолжала Тина, твердо намереваясь раз и навсегда избавить его от сомнений насчет своих невольно прорвавшихся чувств. — Подобно многим своим соотечественникам, вы большой любитель женщин. Я могла бы не придавать значения легкому флирту, не будь тут замешан еще один человек, но, по-моему, предательство и измена, пусть даже маленькая, — бесчестны!

Тина пыталась уверить себя, будто ее напоминание о донье Инес только справедливо. Рамон заслужил, чтобы ему причинили душевную боль, как недавно сам поступил с нею. Чтобы остаток их совместного путешествия получился более-менее терпимым, ей следует сохранять дистанцию и оградить себя от любых знаков внимания. Тине было куда проще бороться с собственными чувствами к холодному чужаку, сопровождавшему ее большую часть этого путешествия, чем к неотразимому мужчине, чья заботливость терзает ее в последние несколько дней.

Очевидно, Рамон не понял намека на донью Инес, однако для самой Тины смысл ее слов был предельно ясен.

— Можете не говорить больше ни слова, сеньорита Доннелли. — Голубые глаза сердито сверкнули, в голосе звучал холодный гнев. — Вы дважды обвинили меня в том, что я ветреный донжуан, однако я отрицаю это обвинение как по отношению к себе, так и к своим соотечественникам. Если вы думаете, что мои попытки завязать с вами дружбу хоть в малейшей степени предпринимались с расчетом поколебать симпатии к Брэнстону, то я должен извиниться. Но, — сеньор предостерегающе поднял руку, видя, что Тина хочет его перебить, — позволю себе заметить в целях самозащиты: я и не предполагал, что вы так сильно к нему привязаны.

Тина ошарашенно воззрилась на Рамона, помедлила, но решила не возражать. Если сеньор подумал, что она привязана к Тео, — тем лучше, теперь он не станет проявлять к ней столь мучительное внимание.

Вздернув подбородок и бесстрашно глядя в горящие гневом глаза, девушка насколько возможно твердым, спокойным и решительным током подвела итог:

— Прекрасно! Итак, теперь, когда вы все поняли, ничто не мешает нам продолжать путешествие!

Вождь и его люди проводили гостей до места, где они оставили каноэ. Вместо того чтобы идти по тропинке, они срезали путь через джунгли, что укоротило переход на несколько часов, а значит, путешественники успевали добраться в лагерь до темноты. Одарив лучезарными прощальными улыбками вождя, оба сели в каноэ, потом туземцы оттолкнули их от берега и еще долго стояли, махая руками вслед, пока каноэ не исчезло за поворотом.

И вот они остались одни. Тина сидела, крепко держа в руках заветный сосуд, как талисман, способный защитить ее от ярости сеньора, и невидящим взглядом уставясь ему в спину. Рамон быстро вел каноэ. Судя по тому, как весло глубоко погружалось в воду с сильным плеском, гнев бразильца отнюдь не утих, и он страстно мечтал поскорее добраться до лагеря, дабы без проволочек выгрузить спутницу, видеть которую больше не мог. Тина же пыталась успокоить себя, размышляя о тех минутах, когда принесет Крис весть о своем открытии, но даже искусственно вызываемое радостное возбуждение не могло победить глубокую печаль, терзавшую ее после недавней мучительной сцены. С тех пор как высокомерная речь Тины вдребезги разбила хрупкий мостик взаимопонимания, с трудом наведенный между ними за последние несколько дней, Рамон не сказал ей ни слова и даже ни разу не взглянул на нее.

Через несколько нудных часов молчание стало совершенно невыносимым, куда более страшным, чем тайная угроза, которую Тина постоянно ощущала во время путешествия, глядя на самого невинного вида растения и воображая, что может прятаться за ними. Девушка подумала, что если немедленно не заговорит, то просто заорет как ненормальная. Но не успела Тина открыть рот с твердым намерением сказать хоть что-нибудь, каноэ резко повернуло к берегу, где — о радость! — стоял на приколе катер. Сердце так и подпрыгнуло, и Тина с несказанным облегчением перевела дух. Бесконечное однообразие реки настолько затягивало, что Тина была совершенно не готова к столь внезапному окончанию пути. А теперь до лагеря рукой подать, вот она, протоптанная неизвестными путешественниками дорожка, а значит, на восстановление добрых отношений с Рамоном времени больше нет. Их путешествию — конец. С берега послышался радостный вопль внезапно появившегося Джозефа, и через несколько секунд к реке высыпали все остальные. Они что-то кричали и неистово размахивали руками.

Среди шумной и радостной суеты встречи каменно-неподвижная фигура безмолвно стоявшей Инес была настолько выразительна, что ее мысли читались без слов. Врач не подошла приветствовать их, пока сеньор, перекрикивая мужчин, сыпавших вопросами словно из рога изобилия, не объявил: