Градуал - Кристофер Прист

– Сударь, мы полагаем, что вы – монсеньор Алесандро Сасскен.

Изумленный, но и встревоженный, я неосторожно оглянулся, тем самым явно показав, что и есть именно тот, за кого меня принимают. Тот, что заговорил, оставался на месте, глядя на меня, но двое других резко шагнули вперед, оказавшись от меня по обе стороны. Они взяли меня за предплечья.

– Пройдите с нами, сударь.

Меня повели прочь.

– Вы меня арестовываете? – спросил я как можно громче в нелепой надежде, что кто-нибудь из окружающих услышит это и сможет мне помочь.

– Вовсе нет, сударь. Вы свободны и при желании можете отправляться по своим делам.

Меня протащили за барьерчик, где проверяли билеты, который для этого станционный рабочий отпер и подержал открытым. Удерживали меня так, что упасть я не мог, но при этом едва держался на ногах. Стоило мне споткнуться, конвоиры тут же замедляли шаг, давая мне выправиться. Некоторые из прохожих пялились на происходившее, но вскоре отводили взгляды. Меня быстро протащили по вокзалу, искусно петляя в толпе, затем вверх по ступеням на улицу, вид которой был мне столь хорошо знаком по многочисленным визитам в столицу. Шел дождь.

Решительно, но не грубо меня втолкнули на заднее сиденье большого черного автомобиля, который нас поджидал с открытой дверкой и работающим двигателем. Два офицера сели по бокам от меня, а третий занял место впереди, рядом с водителем. Он сразу же повернулся на сиденье так, чтобы находиться лицом ко мне. Никто из них не отвечал на мои вопросы, однако меня вежливо попросили сохранять спокойствие, пока мы не прибудем туда, куда меня везут.

– И куда же это? – выкрикнул я.

Ответа не последовало.

Автомобиль был тяжелой, мощной машиной с окнами из толстого тонированного стекла. Вел его водитель быстро. По тяжелому буханью закрывающихся дверок я догадался, что они бронированные, пуленепробиваемые. В центре столицы автомобилей всегда было немного, водители же тех, которые все-таки находились, по-видимому, заметив наше приближение, предпочитали поскорей сдвинуться к обочине.

Ехать пришлось не так далеко: небольшое расстояние по Вокзальной улице, молниеносный рывок через открытый сквер под названием Площадь Республики, на котором проводились торжественные церемонии, а затем машина нырнула на широкий бульвар, спускавшийся к реке. Все эти места были мне знакомы. Я нередко хаживал этим же маршрутом, направляясь к студии звукозаписи, когда приезжал на поезде, чтобы там поработать.

На Площади Республики хлестал дождь, размываясь на ветровом стекле, пока мы неслись по бульвару. Затем автомобиль резко свернул с дороги в узкий проезд между двумя огромными зданиями и затормозил у боковой двери. Дождь внезапно усилился, громко забарабанив по металлической крыше и корпусу автомобиля. Я увидел, что на капоте и в узком пространстве свободной мостовой танцуют градины.

Дверку машины открыл человек, вынырнувший из здания. Он держал огромный черный зонт. Вначале из автомобиля выкарабкался один офицер, затем второй подтолкнул меня. На несколько секунд я оказался под ледяным ветром; градины, словно дротики, гремели по натянутой ткани зонта. Режущий ветер гнал завихрявшуюся воду вдоль тротуара. Три шага сквозь бурю, затем меня аккуратно препроводили внутрь.

Мы оказались в просторном коридоре, высоком и широком. С одной стороны шли окна, выходившие в проезд, а с другой – ряд закрытых дверей. Мне едва хватило времени осмотреться. Я успел заметить идущий ремонт – несколько рабочих со стремянками, защитные чехлы на мебели, запах краски или штукатурки и визг электродрелей или полировальных машин, а может быть, и того и другого. Пока я стоял несколько секунд, приходя в себя, а трое офицеров входили с улицы, отряхивая кители в тех местах, которые успели угодить под ливень, в конце коридора появилась группа по меньшей мере из пятнадцати-двадцати штатских. Их вели две женщины в военной форме. В полной тишине они вывели их в одну из боковых дверей.

Меня же провели, на сей раз менее грубо, к лифту, стоявшему с распахнутыми дверями. За нами двери закрылись, и лифт поехал вверх.

– Монсеньор Сасскен, не хотите ли привести себя в порядок?

– Для чего? – строптиво буркнул я.

Если я и пребывал в некотором беспорядке, то лишь из-за того, как меня волокли. Волосы растрепались после пробежки от автомобиля, но я обычно ношу неформальную прическу, так что это меня не беспокоило.

– Для участия во встрече, сударь, – пояснил офицер.

Я запротестовал. Я ничего не знал ни о какой встрече. Явно меня по какой-то причине арестовали. Всякий слыхал о таких вещах: вооруженные полицейские или солдаты, являющиеся к тебе домой посреди ночи, подъезжающие и отъезжающие армейские грузовики, исчезнувшие соседи, о которых никто не хочет говорить, слухи о концентрационных или карательных лагерях в горах, жестокое обращение, ужас неизвестности. Когда знаешь, что случается с людьми вокруг тебя, всегда неизбежен страх, что однажды настанет твоя очередь, – но я вел настолько частную и отстраненную жизнь, целиком погруженный в свои заботы и восторги, что никогда не принимал эту возможность слишком всерьез. Я не имел никакого касательства к политике и полагал, что верно также обратное.

Глядя, как огонек указателя этажей ровно движется вверх, я вдруг подумал: должно быть, это как-то связано с Джаком!

В последнее время я проводил много времени в попытках установить его местонахождение, звонил в департаменты правительства и вообще путался под ногами, как выразился один из чиновников. Я нарушил собственное правило, которому инстинктивно следовал на протяжении всей взрослой жизни: не держись на виду, не давай о себе знать ничем, кроме того, чем занимаешься профессионально и что, следовательно, хоть сколько-то контролируешь.

– Мы полагаем, что вам следует привести себя в порядок, сударь. Можете воспользоваться туалетной комнатой.

– Нет! – воскликнул я. – Это из-за Джака, ведь так? О нем есть известия?

– Джак? – переспросил один из троицы.

– Думаю, он имеет в виду своего брата Джакджера.

– Да! – подтвердил я.

– О нет, монсеньор Сасскен. Это не имеет никакого касательства к вашему брату. Совершенно.

Огонек индикатора мигнул, достигнув вершины указателя. Лифт вздрогнул и замер, двери разъехались. Прямо напротив находилась открытая дверь, за которой мелькнул кафельный пол в блеске флюоресцентных ламп, ряд рукомойников, полотенца. Вопрос о моем внешнем облике больше не поднимался.

Мы свернули направо и быстро прошли по ковру с густым ворсом вдоль коридора к большим металлическим дверям. Там подождали, пока один из офицеров пройдет ритуал опознавания через встроенный в стену микрофон. Подтвердив свою личность, он сунул пластмассовую карточку в щель на двери, и та отворилась.

Этот же офицер оказался единственным из трех, который последовал за мной в следующую комнату. Дверь за нами быстро закрылась. Мы оказались в ничем не примечательной приемной или комнате ожидания: несколько стульев, стол, телефон, светильник на потолке. На столе рекламный журнал одной из сталелитейных компаний.