Александровскiе кадеты. Том 1 - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он утёр пот элегантным носовым платком.
– От вашей твёрдости и умения идти до конца, как шёл великий Демокрит, как шло множество других героев – от античности до наших дней. Но это, друзья мои, тема уже для совсем иных занятий…
* * *
После русской словесности и естествознания настал черёд священной истории, и тут Федю Солонова вновь ждал сюрприз. Закон Божий он не любил. Что у него в 3-й Елисаветинской военной, что у сестёр в их 1-й градской гимназиях учили его плохо, священники отбывали номер, заставляли много зубрить, да ещё и безо всякого толку.
Здесь же, однако, наставник отец Корнилий был дороден и бородат, как и положено, однако умные глаза его весело сверкали и с кадетами он был добр. Ветхозаветные предания он умел рассказывать легко и даже с шутками, тут же толкуя притчи на новый лад. А с середины урока вообще перешёл к воспоминаниям о том, как, будучи полковым священником, воевал в Маньчжурии, как наступали наши цепи под градом японской шрапнели, как приходилось соборовать раненых прямо на краю свежевыкопанной могилы, ибо доктора только качали головой: не жилец, мол, и несчастного вытаскивали к скорбному рву, потому что место в госпитале требовалось тем, кого можно было вылечить.
Затем настало время большой перемены и раннего обеда.
– Эй, Нитка! – вновь подступил к их столу Воротников. – Продул драку твой дружок, так что булку с маком ты того, сюда гони.
Петя покраснел и сделал попытку спрятаться под стол.
– Гони, гони, кому говорю, – наступал Севка.
Фёдор угрюмо уставился в белоснежную скатерть. Ну да, продул. Пустил ему Воротников кровь первым, зараза такая.
Петя беспомощно покосился на мрачного друга и дрожащими пальцами протянул Севке сладкую маковую булочку.
– Вот и молодец, и впредь так делай, – снисходительно бросил Воротников, отправляясь восвояси.
Борька Шпора, подбадривавший Федю во время их драки, разочарованно вздохнул – верно, ожидал продолжения вот прямо сейчас.
Но на сей раз вблизи были и дежурные кадеты старших возрастов, и офицеры-воспитатели, правда, из других рот. Драка никак «не вытанцовывалась», как говаривал папа.
Но что-то делать надо было. Другие кадеты уже поглядывали на них с Петей этак нехорошо, с дурными ухмылками. Нифонтов, проходя мимо, исподтишка, но умело ткнул Ниткина кулаком под ложечку, так что бедный Петя согнулся вдвое.
– Ах ты, шкет вшивый! – не выдержал Фёдор, бросаясь следом.
Бросился – и налетел прямо на Воротникова.
– Ты чё эта разбегался тут? Не видишь, я здесь стою?
На самом деле Севка не стоял, а шёл вместе со всеми к выходу из столовой, для послеобеденных уроков, и на пути Солонова оказался конечно же не случайно.
Кадеты мигом расступились, вокруг Фёдора и Севки тотчас возникла пустота.
– Отвали, Воротников. – Федя сжал кулаки. Будь что будет, он не поддастся!..
– Раз получил – ещё хочешь? – Второгодник отступать не собирался. Он не хуже Фёдора знал неписаные законы мальчишеской стаи.
– Сам не получи, – огрызнулся Солонов. – Два раза по физии схлопотал, мало, видать, показалось!..
– Ф-федя… – пролепетал где-то рядом Петя Ниткин, но Фёдор его уже не слышал. Глаза заливало красным.
– Э-э, господа, господа, – вдруг влез между готовыми схватиться кадетами Лев Бобровский. – Нэ надо, господа, нэ надо. Пошутили, и хватит. Сэва! Фэдор! Халдэи рядом!
Воротников послушался тотчас, видно, его сообразительности, хоть и второгоднической, хватило, чтобы уже понять – Бобровский если что-то говорит, то дело.
Вопрос, конечно, в том, какое именно дело…
Всеволод отвернулся, с самым независимым видом заложив руки в карманы. Воспитателями это не поощрялось, но сейчас Воротников был не в строю и даже не в присутствии старшего по званию воинского начальника.
– Да Федя же! – вцепился в него Ниткин.
– Та-ак! Что тут происходит? – послышался строгий голос, и все разом вытянулись, хотя голос этот принадлежал отнюдь не Двум Мишеням, не капитанам Коссарту с Ромашкевичем.
– Никак нет, ничего не происходит, госпожа преподаватель! – выпалил не растерявшийся Бобровский.
Госпожа преподаватель – потому что возле них стояла, постукивая полуботиком и уперев руки в боки, сама Ирина Ивановна Шульц.
– Ничего не происходит? – подняла она бровь. – А вот мне кажется, что у кадет Ниткина с Солоновым иное мнение.
«Надо же, по фамилиям всех запомнила, хотя меня и не вызывала! – поразился Фёдор. – Ох, ну и память! Да, у такой не забалуешь…»
Кадеты Ниткин с Солоновым, конечно, имели иное мнение, но, похоже, страшное слово «филёрить» пробилось наконец и к Петиному сознанию.
– Никак нет, госпожа преподаватель! – выдавил он дрожащим голосом, незаметно (как ему казалось) дёргая Фёдора за рукав форменки. – Не имею… не имеем иного!
– Н-да? – иронично глянула на них Ирина Ивановна. – Врать, господин кадет, очень нехорошо. Достаточно взглянуть на выражение лиц господ Воротникова и Солонова.
– А они уже того, помирились. – Воротников получил от Льва тычок под рёбра и поспешно закивал. – Вот Севка пусть сам скажет!
Как обычно, от волнения Бобровский забывал о форсистом «э» в речах.
– Так точно, госпожа преподаватель! – Воротников выпятил грудь. – Точно, Солонов?
«Филёрить – последнее дело…»
Но и врать Ирине Ивановне не хотелось.
– Ещё не помирились, – мрачно пробурчал он, глядя в пол.
– Та-ак! А что же случилось? Чего не поделили два таких бравых кадета в первый же день занятий?..
Трудно сказать, что ответил бы Ирине Ивановне бравый кадет Солонов, но в эту секунду за окнами что-то грянуло с такою силой, что стекла так и брызнули; по всему корпусу прокатился тяжкий удар, словно гром прогремел уже не в небесах, но на земле.
– А? Что? Что это?! – хлынуло со всех сторон; кадеты метнулись к проёмам, хрустя на прозрачных осколках.
– Тихо! – внезапно гаркнула госпожа Шульц так, что её услыхали во всём обеденном зале. – Всем от окон – прочь, к стенам! Немедля!
Было что-то в её голосе, что заставило кинуться к дальней глухой стене столовой всех, даже неугомонного Воротникова, успевшего аж вскочить на подоконник.
И точно – грянул второй взрыв, ещё сильнее первого, над деревьями парка стремительно рос второй чёрный гриб дыма.
– На станции… – выдохнул кто-то рядом с Федей. – Станцию взорвали…
Второй взрыв добросил до корпуса какие-то обломки и осколки; несколько влетели аж в окна.
Вбежало несколько офицеров, командиров старших возрастов; первым в двери ворвался Две Мишени, кинулся прямо к кадетам седьмой роты, сбившимся вокруг госпожи Шульц, словно цыплята вокруг наседки.