Люби меня нежно - Сандра Хилл

Он с негодованием взглянул на нее:

– Ты понимаешь, в чем пытаешься меня обвинить? Неужели бы я добровольно подставил свою голову под удар и позволил приковать себя к стене? Я пошел бы на явное нарушение закона, да еще накануне открытых торгов? И вообще, стал бы я обрекать себя на то, чтобы оказаться в одной комнате… – он бросил на нее решительный взгляд, – с акулой.

Его последнее замечание больно укололо ее. Ему это так не пройдет!

– Когда человека зажимают в тиски, он готов на отчаянные шаги, разве не так?

– Отчаянные? Леди, я приехал сюда, чтобы спасти вас. Ты могла бы меня, по крайней мере, поблагодарит!

– План спасения был реализован блестяще! – обводя взглядом спальные покои, ответила она.

Он оскорбился.

– Откуда я мог знать, что Наоми такая садистка?

– Я все же настаиваю, что это ты был организатором заговора. Элмер сказал, что должен был вручить тебя мне в качестве подарка. Он сказал, что все это часть какого-то грандиозного плана.

Феррама замер, услышав эти слова.

– Он так и сказал? – Его губы тронула улыбка. – А мне по душе эта мысль! Я бы хотел, чтобы меня вручили в качестве подарка. Но Элмер должен был предупредить, и я бы украсил себя бантом.

Он снова вернулся к картам и усмехнулся. Она точно знала, куда бы он хотел повесить… бант, и ее щеки запылали, как маков цвет.

– Я думаю, что Элмер представлял тебя рыцарем в сияющих доспехах. Он думал, что ты явишься спасать свою даму сердца.

– Все сходится.

– Неужели?

– Смотри, я ведь принц…

Он взмахнул своими великолепными ресницами.

Нет, он ее не обманет. Если он думает, что она пойдет на попятную, то его ждет большое разочарование.

Ее невозможно соблазнить!

Она очень на это надеялась.

– Принц, который шлепнулся в грязь, – напомнила она презрительным тоном.

– Такое случается с рыцарями сплошь и рядом. Издержки профессии.

– Принц, который ездит на оранжевом пикапе. Ну скажи на милость, какой принц выберет себе оранжевый пикап в качестве средства передвижения?

Она видела машину, когда выглянула из окна, чтобы подышать воздухом. П. Т. в то время еще не пришел и себя.

– Этот цвет называется «глянцевый янтарь», черт бы вас всех побрал!

– Не может быть. Тебя обманули. Янтарь – желто-коричневый. А эта развалина или проржавела, или оранжевая от природы. Я видела, как ты припарковал машину во внутреннем дворике.

– Внутреннем домике? – переспросил он, почему-то цепляясь к самой несущественной части ее высказывания.

Наверное, это еще один стратегический ход, чтобы отвлечь ее внимание от его тупости.

– Не домике, а дворике! Тупица! Наоми гордо называет площадку перед домом «внутренним двориком».

– О, я понял! Мы все время перескакиваем с темы на тему… О чем мы говорили? – Он посмотрел на нее так, словно она намеренно сбивала его с толку. – Что же, считай, что мой оранжевый пикап – это волшебная тыква, которая превратится в золотую карету. Может, это Элмер меня заколдовал, когда я выбирал цвет машины.

– А может, ты прав. Если он мог послать мне мозоль, то почему бы ему не заколдовать тебя, чтобы ты купил эту смешную машину?

– Так это Элмер виноват в том, что ты натерла мозоль? – в изумлении отозвался П. Т.

– Да, он сказал, что он мой крестный отец, что он волшебник, который явился в мою жизнь не случайно. Как в «Золушке».

– Ты в роли Золушки? – Он с недоумением фыркнул.

– Знаешь, ты тоже мало чем напоминаешь принца.

Он улыбнулся.

Она разозлилась еще больше.

– Но посмотри, все сходится, – продолжал рассуждать он. – Я принц. Ты принцесса. Ну, тебя ведь смело можно назвать принцессой с Уолл-стрит. У меня есть две злые сводные сестры. И волшебник, который по совместительству выполняет роль крестного отца. – Он снова улыбнулся. – Как по мне, все встало на свои места. Когда же начнется веселье?

– Ты говоришь о бале? – спросила она, убирая со лба непослушные локоны.

Она решила не обращать внимания на то, что он назвал ее принцессой с Уолл-стрит.

– Я бы предпочел пропустить бал и сразу перейти к концу сказки.

– Феррама, в школе соблазнения вас можно было оставить на второй год из-за плохих манер.

Она знала, что должна была бы встретить его комментарии с негодованием, но не могла сдержать смеха.

Он притворился, что она оскорбила его, но тут же рассмеялся.

Она вытерла выступившие от хохота слезы салфеткой и сказала:

– Признайся, что ты все это подстроил. Я сделаю тебе скидку за честность.

– Черт побери! – в волнении воскликнул он. – Когда я впервые услышал о похищ… об этом инциденте, а это было вчера вечером, то вынужден был прервать ужин. Я уже сто раз говорил тебе о том, что впервые услышал о… твоей поездке в Кэтскиллс в ресторане «У Лютеции».

– Ты это называешь поездкой? Похищение есть похищение, под что ни пытайся его замаскировать.

Она вытащила из колоды еще одну карту. Ужас! Она даже не стала блефовать, – с такими картами выиграть было невозможно.

– В ресторане? Наверное, у тебя было свидание с какой-нибудь принцессой?

Синтия согласилась играть с ним в карты, потому что надеялась, что так ей будет легче выведать нужную информацию. Обычно она всех обыгрывала, но сегодня ей не везло. Трудно думать о правильных ходах и вести разговор как ни в чем не бывало, когда взгляд все время упирается в мускулистую грудь собеседника. Во всяком случае, она объясняла свою неудачу именно этим.

– «Наверное, у тебя было свидание с какой-нибудь принцессой?» – передразнил он. – Нет, не с принцессой и не с королевой. Твои постоянные напоминания о моем происхождении просто смешны. Прежде всего, я бизнесмен. Мы что, не можем забыть о том, что я… принц?

– Это очень трудно забыть, когда ты то и дело напоминаешь об этом.

Однако она вынуждена была признать, что он постоянно краснел, когда разговор заходил о его аристократическом происхождении. Может, он отрекся от трона? Может, не хотел, чтобы ему постоянно напоминали о том, что он далек от простых смертных? Может, она придумывала то, чего не было на самом деле? Но она была потрясена благородством его родословной. С другой стороны, даже если бы он не был принцем, то пленил бы ее воображение. Он умел сбить с толку. Он обращался к собеседнице вкрадчивым голосом, который ласкал слух подобно музыке, перемежая речь испанскими словами, а уже через секунду сыпал американизмами, как исконный обитатель Нью-Йорка.