Майнеры. Задача византийских генералов - Вильям Цветков

Потом вспомнила про СМС, взяла телефон, лежащий на прикроватном столике, и вновь его прочитала. Дочка припала к груди, ее мерное причмокивание наполнило Свету нежностью.

Она снова и снова перечитывала послание мужа, пока ее взгляд, не видящий ничего, кроме букв, не наткнулся на время отправки сообщения: 2:31 после полуночи. Родила она в 22:46. СМС мужу отправила уже из палаты, – в 23:17.

Снова посмотрела на экран телефона. Все верно, ошибка исключена. Дима ответил только через три часа, после того как узнал, что у него родилась дочка. Через три часа! Но написать несколько чертовых символов, – это же не телеграмму дать как в прежние времена, – ехать на почтамт не требуется!

Где он все это время находился?!

Закончив кормить дочку, она принялась ее баюкать, скорее автоматически, ребенок не кричал, – она хотела успокоить себя, а нее.

Репетиторство? Да, возможно, но не в два часа ночи. Дежурство? Могло быть, конечно, только он уволился, они разговаривали долго на эту тему и решили, что будет лучше для всех, если он оставит работу на складе бытовой химии (и, возможно, наркотиков), за которым следят бандиты.

Уснул? Остается только эта версия. Но как он мог уснуть в такой день? Это не похоже на Ларина, он должен стоять под окнами палаты с цветами и шампанским, но сколько она не выглядывала, видела один и тот же высокий решетчатый забор с незнакомыми лицами, помятыми нетрезвой глуповатой восторженностью.

Он не обещал, что придет, – сказала она себе. Но разве ЭТО нужно обещать?

Марго прислала пышное видеопоздравление, сестра радовалась совершенно искренне, в ее глазах стояли слезы, а когда начала перечислять, что они с Виктором купили для малышки и вовсе разрыдалась:

– Света, я так счастлива за тебя, ты себе представить не можешь, – камера показала комнату, заставленную розовыми коробками, пакетами, подарочными наборами, цветами, конфетами, – у Светы возникло ощущение, что сестра покупала это для себя, – но дарила совершенно без зависти, с той нерастраченной материнской любовью и чувством, которое переполняло ее участие в радостных событиях.

– Напиши, когда родишь, боже я так волнуюсь, – говорила она на камеру, вытирая слезы, – мы тебя встретим, ни о чем не волнуйся, все будет сделано по высшему разряду.

На заднем плане поддакивал Виктор, он тоже улыбался, хотя и не так восторженно, и уж точно, не утирал слезы. Но в чем его упрекать? Он спонсировал сумасшедшие выдумки Марго, старался угодить ей, иной раз и вовсе бездумно потакал – но не от глупости или желания купить ее любовь, ему хотелось сделать ей приятное.

И в самом деле, Марго так увлеклась приготовлениями к рождению дочери сестры, что депрессия отошла на второй план и у нее случилась почти полностью трезвая неделя.

«Нужен ребенок, нужен ребенок, нужен ребенок», – твердил про себя Виктор, но откуда могло взяться чудо? – анализы были неумолимы: он никогда не сможет иметь детей. Он не хотел ей признаться, не мог, потому что эта длительная ложь, в конце концов, стала скелетом в шкафу, который никогда не открывают даже для себя, узнай она правду, ее психика могла не выдержать. Он боялся, что она сойдет с ума или что-то в этом роде.

Виктор спускался в подвал дома, открывал сейф, наливал полный стакан виски и смотрел на свой миллион, упакованный в плотные пачки. Он думал, можно ли за миллион долларов купить маленький орущий комочек. И проходил к выводу, что нельзя.

– Мы звонили Диме, хотели приехать к тебе все вместе, когда ты родишь, но он не берет трубку, – простодушным тоном продолжала Марго на записи, – наверное, на занятиях.

Когда же она сняла это видео? – Света посмотрела на время. Видео от Марго пришло в пять часов вечера. Он мог быть на уроках или каком-нибудь факультативе. Да, мог. Но мог и не быть.

Света отложила телефон. Сердце ее билось, и если бы не дочка с лицом ангела, она, пожалуй, позвонила бы Ларину прямо сейчас, в семь утра и спросила его, что все это значит. Где, черт возьми, его носило, когда она корчилась в родовых схватках? Она имела право знать, потому что в последнее время он стал сам не свой. Света понимала, – он переживал, что не может обеспечить семью, особенно в такой момент наверняка корил, изводил себя.

Она взяла телефон снова, хотела набрать СМС, начала писать, но тут заерзала дочка, и вместо длинной тирады, она написала: «Доброе утро, мы уже не спим». Сфотографировала лицо малютки и нажала «Отправить».

Когда он получил сообщение, сразу понял, что она прекрасно уловила его отсутствие в самые важные моменты. Телефон лежал на пассажирском сидении Вольво. Радио в машине играло старый хит группы Самоцветы «Не надо печалиться» и он подпевал, шевеля губами:

«Не надо печалиться вся жизнь впереди

Вся жизнь впереди надейся и жди».

Автомобиль, миновав оживленную улицу, свернул в незаметный переулок, проскочил узкоколейку, потом, довольно долго ехал вдоль еще голой лесополосы, пока не уткнулся в приземистое одноэтажное здание серого кирпича, с черно-оранжевыми потеками из-под ржавого карниза.

Он решил не выезжать из города – слишком опасно, учитывая, что орудовавшая в Подмосковье банда ГТА поставила на уши все правоохранительные органы, машины досматривали вооруженные автоматами полицейские с собаками, кое-где подтягивали армию, – нечего и думать, чтобы проскочить с трупом в багажнике, завернутым в джутовый мешок.

На невзрачной табличке здания крупными буквами было написано: «Кремация животных», чуть ниже, на большом белом плакате красными печатными буквами красовался прейскурант. «Животное свыше 60 кг – 8000 р.» – гласила третья снизу строчка.

Еще ниже болталась приписка с восклицательным знаком: «Захоронение трупов животных на территории Москвы и Московской области запрещено законодательством Российской Федерации».

Ларин позвонил в дверь.

Ночью он вспомнил, что пару лет назад отвозил кремировать немецкую овчарку родителей Светы по кличке Фрида, она скоропостижно умерла ночью с воскресенья на понедельник, он тогда обзвонил половину Москвы, пытаясь сообразить, куда деть ее труп. Проблему решил дворник, тоже таджик, он и подсказал адрес, добавив, что город ему доплачивает за утилизацию мертвых животных, а он делится с владельцем крематория. От того требуется справка о кремации, на основе чего выплачиваются деньги. Выручку делят пополам.

Навстречу ему вышел старик неопределенного возраста, тот самый, что и два года назад. Кажется, его звали Миша.

– Что там у вас? – спросил он глухим безжизненным голосом, оглядывая Вольво.

– Ротвейлер, – сказал Ларин.

– Крупный?

– Килограммов шестьдесят.

– Сами дотащите? Мне надо глянуть.

– Он три дня пролежал на даче, воняет сильно, – сказал Ларин.

– Ничего, – ответил старик. – Такой закон. Вдруг там не ротвейлер, а что-то другое…