Ты меня (не) спасёшь - Агата Чернышова

Саша склонила голову набок и смотрела куда-то мимо меня вглубь коридора. А потом перевела взгляд, посмотрев в упор.

— Бедный мой Олег, — бывшая протянула руку, намереваясь погладить меня по щеке, как раньше, но я отстранился, отступив на пару шагов.

Саша лишь грустно улыбнулась.

— Неужели ты решил, что ей нужны дети от тебя?

— Выметайся! — коротко сказал я, и она обиженно поджала губы. — Ещё раз появишься — спущу с лестницы.

— Может, ты и заслужил быть брошенным. Не в первый раз, да? — хмыкнула Саша со злостью.

Руки непроизвольно сжались в кулаки, в висках стучала кровь, грохоча в ушах набатом, но я сдержался. Саша этого и добивается: ужалить напоследок. В конце концов, дважды брошенная — это она сама. Болезненный удар по любому самолюбию, особенно если считаешь себя круче и умнее всех остальных.

Прямо про меня сказано.

— Ну, чего ждёшь? Сказано убирайся!

Чтобы придать бывшей жене ускорения, я сделал шаг навстречу, напустив на себя холодный мрачный вид. Почему-то это всегда действовало на женщин определённым образом: они считали, что я наконец покажу свою сущность агрессора и, как минимум, надаю им по щекам.

В этот момент каждая из них испытывала некое моральное удовлетворение, что идиотские выводы о моей натуре оказались верны.

Вот и Саша сейчас растеряла невозмутимый вид, позабыв, что играет роль жертвенной скромницы, и вместо этого смачно выругалась.

— Да пошёл ты! — крикнула она, спускаясь по лестнице так скоро, будто я в любой момент мог броситься следом.

— И тебе всего наилучшего! — расхохотался я, закрывая дверь, хотя весёлого было мало.

О Саше я и думать позабыл, как только щёлкнул дверным замком, но как бы не хотел, а игнорировать её слова не мог. Что, если это правда?

Мне вдруг вспомнились все те моменты, которые говорили в пользу этой теории. Ладно, разберёмся. Сейчас мыслить здраво я не способен. В душ — и спать!

* * *

Марина ответила не сразу. Она вечно не слышала телефонного звонка, оно и понятно, справляться с близняшками, которые в три года походили на батарейки «Энерджайзер», в одиночку было непросто.

После смерти отец почти оставил мачеху на бобах. По крайней мере, так мне показалось на оглашении завещания. По лицу тридцатипятилетней вдовы пробежала судорога, а в глазах читалось искреннее удивление, не ослышалась ли она. Но нет, отец оставил всё мне, единственной дочери.

Конечно, адвокат, которого быстро нашла Марина, пообещал отсудить хотя бы четверть положенного по праву наследника первой очереди имущества.

Мол, всё равно нельзя обойти близкого родственника, да я с этим и не спорила. Ник, с которым я тогда недавно познакомилась, поддержал моё решение, и уже через месяц я заключила с Мариной, всё-таки подавшей в суд, мировую.

Та же тётка долго охала и ахала по этому поводу, причитала, как это недальновидно с моей стороны, но я знала, что поступила правильно. Всё равно в суде не выиграть, это я понимала, все консультанты, которых я спрашивала, в один голос говорили, что так и есть. Закон есть закон. Так зачем трепать друг другу нервы?!

Да и, признаться, мне было жалко мачеху. Когда отец был жив, мы с ней особо не контактировали, но и не ссорились. Она надеялась завести своего ребёнка, но муж сразу обозначил границы. Детей ему пока больше не надо. Это «пока» растянулось на неопределённо долгий срок, всё чаще в доме слышались ссоры, но отец стоял на своём. Не сейчас, не ко времени, потом.

Я даже заставала мачеху в слезах, и однажды, когда уже собралась съезжаться с Олегом, чем чрезвычайно обрадовала отца, она выпалила, что сделала пять или шесть абортов, уже будучи замужем. Конечно, кто-то скажет, что сама виновата, надо было рожать и всё, но этот кто-то не знал характера моего родителя.

Он бы сделал всё, чтобы уничтожить, раздавить морально женщину, посмевшую идти против его воли. Да и финансово оставил бы мачеху с мизерными алиментами, на которые и молока с хлебом на каждый день не купишь. Вспоминая всё это сейчас, уже смотря на жизнь другими глазами, я ужасалась, как Марина могла терпеть властный характер отца. Тут и деньги поперёк горла станут, раз жизнь мимо идёт.

Как оказалось, отец хоть и не любил меня, но родительский долг полностью выплатил. Жильём, счётом в банке, машиной, активами, приносящими неплохой даже по московским меркам доход, обеспечил. А жене не оставил даже стёртого дверного коврика.

Словом, их отношения всегда, а во взрослом возрасте тем более, меня удивляли. Он — тиранил жену, обеспечивал её прихоти, но держал на коротком поводке, а она — слушалась мужа и безропотно шла под нож, устраняя последствия обоюдной безответственности.

Уже после того, как я вышла замуж за Ника, Марина стала звонить чаще. Сначала это настораживало, я даже блокировала её номер, но потом, узнав, что и второй брак мачехи оказался несчастливым, да ещё и недолгим, стала отвечать на звонки. Ни о чём таком, чтобы казалось подозрительным, Марина не спрашивала, и я успокоилась.

В конце концов, мы с ней схожи характерами. Обе молчаливые интроверты, трудно сходящиеся с людьми, предпочитающие хорошую книгу и настольную лампу любому шумному застолью.

А ещё Марина была единственной, с кем я говорила об отце. Ник не годился для разговоров по душам. Он был моей противоположностью, даже удивительно, что наш брак продлился несколько лет.

— Я так и знала, что это ты, — произнесла Марина после обмена приветствиями. — Я только с одной работы пришла, вот с девочками общаюсь.

— Может, перезвонить вечером? — спросила я, но собеседница уверила, что пара минут у неё есть.

— Это ты сказала моей тётке, что я развелась с Ником?

Ответ последовал незамедлительно:

— Я, наверное. Но ты и не говорила, что это тайна. Тамара как накинулась на меня, неудобно стало, и принялась о тебе расспрашивать, я и брякнула. А что?

— Да так, ничего, — улыбнулась я. Вдруг вся эта ситуация показалась мне абсурдной.

Тётя Тамара никогда не отличалась умом и деликатностью, ну предложила приютить внука, не подумав, так она никогда не думала ни о чём, кроме собственной выгоды. Моё наследство не давало родне покоя. Разве справедливо, что бездетная сучка сидит на деньгах, когда они так нужны их детям?

Я спешно попрощалась, пообещав перезвонить. Немногочисленная родня удивлялась, почему это я до сих пор поддерживаю с мачехой связь, но я помнила уроки отца: «Держи друзей близко, а врагов ещё ближе». Если Марина не имеет отношение к анониму, то и хорошо, если имеет — узнаю об этом первой. Рано иди поздно она проговорится, а я буду начеку.

Моя жизнь только начала налаживаться, и я не позволю себя волновать по пустякам. Сначала процедура, а потом уже буду выяснять, честен ли Олег, или нет.

Мне сделали последний укол стимулирующих препаратов, и следующие двое суток должны стать решающими.