Бронзовый грифон - Владислав Русанов

«Ах, вот оно что. Наконец-то ясность – „я решил“. Значит, возомнил себя основателем новой школы волшебства…»

– Прошу простить мое невежество, – как можно более небрежно бросил Министр. – А почему это знание стало запрещенным? Как вообще знание может стать запрещенным?

– Вот тут уж вам виднее, – впервые проявил твердость натуры Примус. – Это ведь вы входите в правящие круги Империи, а не я! Разве мы, обычные люди, решаем, что нужно нам, а что нет? Для этого есть высшие жрецы Триединого, высшие волшебники, высшие государственные мужи. Они лучше нас знают, что мы можем изучать, какие книги читать, какие песни слушать, на какого акробата любоваться в праздник!

– Тише, тише, любезный мэтр, – примирительно произнес Министр. – Я начинаю вас бояться. Еще разойдетесь не на шутку да испепелите меня на месте. Скажу откровенно, мне бы этого не хотелось.

Примус замер с открытым ртом, медленно переваривая шутку. Потряс головой. Потер кончиками пальцев висок, морщась, словно от боли.

– Я понимаю вашу иронию. Конечно, мне еще далеко до славных чародеев прошлого… Скажем, до того же Тельмара Мудрого. Но, смею вас уверить, из ныне живущих немногие справятся со мной в волшебном поединке. – Он развернул узкие плечи и выпятил подбородок. – Но я не собираюсь уподобляться дешевым фокусникам, растрачивая Силу попусту!

«Как бы не так, – зло подумал Министр. – Просто ты боишься меня. Не доверяешь. И правильно делаешь. Сколь бы ты ни был искушен в чародействе, на расстоянии в два шага я достану тебя ножом и даже не запыхаюсь».

Но вслух он сказал:

– Не стоит горячиться, мэтр Примус. Я так же недоволен нашей Империей, как и вы. Иначе мы не разговаривали бы сейчас здесь. Вы знаете, кстати, как зовут Сасандру аксамальские вольнодумцы?

– Знаю, – все еще обиженно выговорил волшебник. – Тюрьма народов.

– Вот именно. И взломать засовы этой тюрьмы – наша задача, не так ли, мэтр Примус?

– Полностью с вами согласен. Что может быть выше, чем борьба за свободу?

«Как бы не так. Свобода тебе как мертвому припарки нужна. Тебе власть нужна. Да. Именно власть. Не деньги».

– И все же… Вы не окончили чрезвычайно увлекательную лекцию, – сказал Министр вслух, сдерживая готовое прорваться презрение и ненависть.

– А? Ах да… Использовать силу, получаемую из человеческих эмоций, запретил Великий Круг магов Сасандры лет триста тому назад. Мотивация? Они утверждали, что, пользуясь энергией эмоций, волшебники вытягивают из людей жизненную силу. Весьма спорное утверждение… Никто на самом деле не знает, что есть жизненная сила и существует ли она на самом деле. Ни волшебники, ни лекари не пришли к единому мнению в этом вопросе, но на всякий случай решили, как они заявили, не искушать Триединого. Что ж… Обвинять предков в чистоплюйстве нет смысла – ведь им и без того хватало энергии стихий. Иное дело теперь…

«Еще бы… Слабосильные наследники героев прошлого хотят обойтись малой кровью. Действительно, зачем напрягаться, изнурять собственные тело и разум долгими упражнениями, сложными уроками, искать ответы на бессчетные вопросы методом проб и ошибок, когда можно – бац! – и овладеть Силой. И сразу стал волшебником. Великим и ужасным».

– К сожалению, – продолжал тем временем Примус, – сейчас в Сасандре слишком сильна власть жрецов Триединого, а они помнят решение Великого Круга. Никто не даст нам заниматься той магией, которой мы хотим заниматься. Поэтому я, как полноправный, честно избранный глава Круга, выступаю с заявлением – Круг волшебников Аксамалы приложит все мыслимые и немыслимые усилия для слома государственного устройства Империи. Мы готовы внести свою лепту в дело возрождения и обновления державы.

– И вы не страшитесь обострить отношения ни со всесильным тайным сыском, ни с вездесущими жрецами Триединого?

– Нам уже все равно, – гордо выпрямился Примус.

«Как бы не так! Не верю. Ни единому слову не верю. Во-первых, на магию, которой вам якобы не дают заниматься, вам наплевать с Клепсидральной башни. Магия для вас не цель в жизни, как бы вы ни старались подражать великим чародеям прошлого в названиях и заявлениях, а всего лишь средство достижения благ – богатства и власти. А во-вторых, едва запахнет жареным, как вы побежите „закладывать“ временных соратников. И при этом не испытаете ни малейших угрызений совести. Разум услужливо подкинет идейку о собственной сверхзначимости для родины, в сравнении с которой судьбы всех прочих людей лишь прах на ветру. Но пока вы мне нужны. Хотите использовать меня и моих людей? Пожалуйста! Сколько душе угодно. Только не обижайтесь, когда я буду использовать вас для достижения своей цели. А тут уж гадалка надвое сказала – кто первый успеет, тот и выиграет, тот и окажется при дележе пирога с большим куском. И заодно посмотрим, у кого лучше получается плести интриги. Почему-то я в своих силах уверен, а вот уверен ли ты, мэтр?»

– Что ж, мэтр Примус, – Министр кивнул, позволил губам расплыться в широкой улыбке, обнажившей крепкие белые зубы. – Я рад, что не ошибся в вас. Думаю, вместе мы справимся с насквозь прогнившей властью. Уж простите, что не предлагаю поднять кубок за успех.

– Да чего уж там… – растерялся волшебник. – Я тоже, собственно, рад…

– Значит, мы оба рады. Мы оба пришли к согласию. – Министр поднялся с табурета, не выходя, впрочем, из тени. – До встречи, мэтр Примус. Вас известят в случае необходимости более подробной беседы или начала действий.

– Как? – Губы чародея задрожали. – Вот так сразу и действий?

– А вы как думали? Иногда складывается ситуация, когда промедление смерти подобно! Смелее, мэтр. К лицу ли нам дрожать в нерешительности? Не лучше ли оставить это позорное занятие для наших врагов?

– А? Ну да, конечно…

Примус развел руками, взмахивая полами плаща, словно филин крыльями. В этот миг пальцы Министра стремительным движением рванулись к лампе, выдернули и смяли фитиль. Комната погрузилась в густую липкую тьму, такую осязаемую, что хоть ножом режь и на хлеб намазывай вместо масла.

Волшебник охнул, напрягся, шевеля губами прочитал короткое заклинание, щелкнул пальцами правой руки. Над ладонью возник сгусток белесого холодного пламени, озаряя стены и нехитрую мебель тоскливым сиянием.

Министра в комнате уже не было.

Всем известно, Аксамала – город не маленький. Приезжий будет ходить по его лабиринту с утра до ночи и так и не найдет то, что искал, пока не прибегнет к помощи местных жителей. И если еще по широким улицам, площадям и паркам Верхнего города можно бродить без особого опасения заблудиться, то в извилистые улочки Нижнего города, а в особенности Припортового квартала или ремесленных слободок, непривычному человеку лучше не соваться вовсе.

Кир прожил в столице Сасандры меньше года, но был уверен, что знает ее как свои пять пальцев. Ну, если не всю, то, по крайней мере, ту часть города, что примыкает к императорскому дворцу, магистрату, казармам гвардии и далее до площади Спасения и отходящим от нее улицам Банковой, Прорезной, Веселой, Жонглерского спуска. Немного дальше располагались величественные здания Императорского аксамалианского университета тонких наук. Там гвардейские офицеры и новички, приехавшие из провинции с рекомендациями для зачисления в конную гвардию, бывать не любили. Студенческое братство всегда отличалось весьма буйным нравом, авторитетов не признавало и уж тем более не выказывало ни малейшего уважения к военным мундирам и их обладателям. В прежние времена – лет эдак сорок-пятьдесят назад – потасовки между аксамалианскими военными и толпами развеселых школяров случались очень часто. Доходило до кровопролития и даже до смертоубийства. Пришлось самому императору – да живет он вечно! – вмешаться и приструнить безобразников именным указом. С тех пор студентам воспрещалось без веской причины ошиваться неподалеку от гвардейских казарм, а военные могли появляться на территории студенческого городка лишь по приказу высшего генералитета и только в том случае, если город оказывался на чрезвычайном положении. Вражду между «умниками» и «служаками» указ не остановил, но значительно облегчил жизнь городской страже, уменьшив до мыслимых пределов число мест, где забияки могли бы встретиться и повздорить.