Про психов - Мария Илизарова

Костя вдыхал ее запах. Ощущая всем телом движения ее талии, боялся нарушить ее границы, поспешить, приблизиться сильнее, чем нужно.

Музыка быстро кончилась. За пациентами из других отделений потянулись сопровождающие – психологи, соцработники. Все поздравляли друг друга с наступающим Новым годом. Лора и Костя стояли, расцепившись, и не знали, как прощаться. Просто стояли и молчали, смотрели друг на друга. Умные мысли и сиюминутная смелость исчезли. Ни одной уместной фразы не находилось.

– Костя, собирайтесь, ваше отделение уходит, – торопила медсестра.

Подлетела Катька:

– О, с кем это ты подружилась, королевна моя? Как вас зовут?

Костя представился.

– Приходите в гости, или мы к вам опять придем. С наступающим вас Новым годом! Счастья! Здоровья! Любви! – тараторила Катька.

Это спасло ситуацию. Попрощались. Путано, даже формально. Когда она теперь его увидит?

Внезапно остро поняла, что должна сказать ему прямо сейчас, иначе все пойдет неправильно, и ее преображение ничего не стоит.

Вернулась, дернула за рукав:

– Костя, спасибо вам большое. Я хочу рассказать вам что-то очень важное для всех нас. Наверное, это тоже про любовь. Про другую любовь и другую справедливость. – Она разволновалась и не могла толком выразить.

Медсестры тем временем выталкивали гостей за железную дверь.

– Давайте уже, давайте, идите откуда пришли, потом встретитесь, поговорите. Хорош уже!

Железная дверь захлопнулась. Лора осталась стоять перед ней. Захотелось сломать ее, вернуться к Косте. Успеть сказать, рассказать ему все, что она видела своими глазами. Про черную Москву, про ангелов, спросить его – что все это значит? Как теперь жить и при чем тут любовь. Она почувствовала, что именно он знает, объяснит, утешит, расставит по местам. Учитель истории. Он должен знать об этом. Может, и он видел такое же.

Она уже поняла, что алгоритмы безумия универсальны и люди сходят с ума похоже. Наслушалась и про голоса, и про борьбу добра со злом, про то, что подслушивают за такими, как она, и подглядывают, что любые чужие мысли могут быть всем известны. Она подозревала, что на прямой связи с космосом находится полбольницы. Это успокаивало и освобождало. Если ты один видишь зеленых человечков – это безумие, если вас таких много – значит, человечки есть, и все не так страшно.

Непостижимым образом в ее голове возникла твердая уверенность в том, что он – такой же, как она. Что он сможет ее понять и скажет, что делать.

Но было поздно. Дверь захлопнулась, и открыть ее не было никакой возможности. А она даже не спросила его ни о чем! Дура! Хоть телефон бы взяла или свой оставила.

Всего за час Лора пережила столько, сколько не переживала за последнюю пару месяцев, проводя их в основном во сне. Мама умерла – слезы опять подкатили, но не выливались, стояли как вкопанные. А теперь единственный мужчина, с которым так легко разговаривать и танцевать, который был так добр и уверен в себе, остался за железной дверью! А она даже фамилии его не знает.

Костя проснулся. После обеда спалось сладко. Раньше в это время он никогда не спал – проверял тетрадки, готовился к урокам, читал, занимался с отстающими учениками. В больнице начал привыкать к тому, что думать о будущем необязательно, потому что оно все равно от тебя не зависит. Ты под замком и никогда не знаешь, когда тебя выпишут. В тюрьме есть срок, и освобождения можно терпеливо ждать, в больнице же время исчезает в силу неопределенности сроков. О выписке можно только мечтать. И делать в этой неопределенности решительно нечего. Спать после обеда – лучшее времяпрепровождение.

Костя, не поднимаясь с кровати, вытянул руки, потянулся и наткнулся на бумагу у себя под подушкой. Письмо! Сердце забилось. Письмо было сложено по-фронтовому – треугольником. Кто же его принес? Огляделся – все спят, как в детском садике. Тихонечко перевернулся, сел, прикрыл письмо одеялом, развернул. Прочел подпись – Лора. Не может быть! Он не прекращал думать о ней ни на минуту, и вот удача – письмо!

Здравствуйте, Костя!

Наверное, я все-таки безумна, раз решилась написать, но, когда за вами захлопнулась дверь, меня захлестнуло отчаяние. Пусть мы больше никогда не увидимся. Вы не захотите общаться с сумасшедшей шизофреничкой. Но я не прощу себе, если не решусь. Я знаю, что вы можете меня понять. И простить.

В ноябре случились страшные вещи. Самые страшные и прекрасные в жизни. Тому миру, в котором мы с вами живем, пришел конец. Все стало рушиться и исчезать. В борьбу вступили мощные силы. Такие силы, о которых вы и не подозреваете. И я была проводником этих сил. Я познала себя до конца. Я нашла в себе Богиню. И она спасла все. И вас, и меня, и даже эту больницу.

Здесь мне объяснили, что на самом деле я тяжело больна. Что я сумасшедшая. Но если это так и все, что было со мной, – безумие и ничего на самом деле не было, то я не знаю, как жить дальше. Это невозможно! Я чувствовала и видела все своими собственными глазами! А чему еще доверять, если не им?

Поэтому, когда вы стали мне говорить о любви, я рассердилась.

Как нелепа сама идея любви в мире, в котором реальности нет! В котором черное оказывается белым, хорошее – плохим, умный человек – безумцем.

Любовь – последняя отговорка идеалистов. Любовь… мол, ради нее можно не замечать всего остального кошмара. Но что такое ваша любовь? Иллюзии души и тела – редкие моменты контактов с чем-то таким же, как ты. Это может развлечь, конечно, но подсчитаем время: сколько часов вы реально испытываете это чувство, а сколько равнодушны или попросту ненавидите того, кого любите? Злость перевешивает любовь. Математически любовь невыгодна. Меня ужасает бред про любовь, которая нужна, чтобы встретить вместе старость… Видели стариков? Что в их отношении друг к другу вы замечаете? Как они беспомощны в своих попытках не замечать полное отсутствие контроля и разочарование от прожитой совместно жизни. Сколько в них претензий и боли!

Недавно я видела, как мужчина с болезнью Альцгеймера читал стихи Ахматовой женщине, которая после инсульта не могла даже кивнуть головой. То есть он не помнит элементарных вещей, а про нее непонятно, знает ли она, кто она такая и где находится. Так трогательно и уныло одновременно. Ведь это значит, что в каких-то остатках своего самоуважения и разума он полагал, что может доставить ей удовольствие. Мы продолжаем надеяться на удовольствие даже тогда, когда нам откажут и тело, и разум.

И вы так серьезно говорите о любви! Как о Великом Оправдателе всего. Но посмотрите, что случилось с христианским Богом Любви? У вас он правда ассоциируется с любовью, а не с кровью и страданием? А если честно?

Не верю я в любовь, дорогой Костя. От нее одни проблемы. Нет, ну верю, конечно, как все, – сказочной частью своей души. Знаете, примерно как в Муху-Цокотуху.