Про психов - Мария Илизарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
28 декабря
До Нового года остается несколько дней, и в отделениях, безмерно увешанных мишурой, шариками и стенгазетами, наконец-то кипит жизнь. Пациентки Косулина собираются принимать гостей. Предстоит новогодняя вечеринка в том отделении, где лечится Лора. Женщины ярко накрасились, подальше засунули больничные халаты, приоделись в свое, многих теперь сложно узнать. Социальный работник согласовывает списки с заведующей, последние надежды попасть в этот список рушатся или, наоборот, сбываются.
Костя сидел и размышлял о встрече с психологом. Он думал, может ли ему чем-то помочь этот симпатичный человек. Вокруг опять начиналось движение. Мориц нарядился в лучшее, Мент растревожился и беспрерывно курил. С женщинами у него после развода не складывалось. Наконец гости пришли. Больше всех радовался Ванечка-дурачок. Он помогал таскать подносы с чаем, любовно раскладывал шоколадные конфеты. Завидев Костю, подковылял к нему и начал тянуть:
– Ко-о-о-стя, съешь ко-о-нфетку, я тебя люблю-у!
Развернул конфету и стал кормить, как маленького. Костя не сопротивлялся. Душный ходил с видом мачо, хвастался солдатикам о том, как он когда-то сразу шестерых отымел, и все довольны остались. Солдатики смеялись, верили и не верили одновременно. Они немного опасались предстоящей вечеринки: в отделение обещали привести штук двадцать сумасшедших женщин. Чего от них ожидать, солдатики понятия не имели. Возбуждение нарастало.
Вечеринка началась. Кроме чая подавали фанту с кока-колой. Пациенты шутили: настоящая дискотека – все на таблетках. Молодые танцевали, те, кто постарше, стеснялись, некоторые беседовали, бесконечно курили в туалете. Кто-то постоянно заходил и возвращался обратно. Кто-то неожиданно начинал плакать. Вообще не испытывала стеснения Графиня, безошибочно выбрав самого брутального партнера, мужчину с тяжелым взглядом и голосом Высоцкого. Глухонемая Марина спряталась за шторой с симпатичным солдатиком. Она умела совокупляться в любых условиях с потрясающей скоростью, за ней надо было следить. Предполагалась еще торжественная часть. Талантливая пианистка Зуля играла импровизации на расстроенном пианино. Толстая, с одухотворенным лицом Полина читала Маяковского. Спели «В лесу родилась елочка». Неожиданно для всех не выдержала Настя, тридцать лет по паспорту и лет пять в душе. С возгласом: «Я тоже могу!» – она сделала колесо. У мужиков отвисли челюсти: Настя не носила трусов. Ее быстро увели, хотя уходить она не хотела. Раскраснелась и была довольна собой. Чтобы замять ситуацию, всем предложили отгадывать загадки.
Костя сидел в сторонке: на вечеринку ему было не положено как только что поступившему, но вел он себя тихо, и его никто не замечал. Он смотрел на читающих стихи людей, на шоколадные конфеты – их эти люди съели со скоростью, на которую способны только дети, когда им запрещают сладкое. Подпевал «елочке». Думал, что на школу похоже или на детский садик, мои-то как там, на воле? Спектакля, конечно, не было. И не объяснить ничего ни детям, ни Вовке.
Он смотрел на людей, которые явно приспособились к тому, что Новый год празднуют под замком, и не мучаются от того, что их, как в зоопарке, сводят, мужчин и женщин. Многие явно получали удовольствие, общались. На секунду ему показалось, что он лежит в психиатрической больнице уже давно и, возможно, больше никогда из нее не выйдет. Будет ставить спектакли, прославится в больнице как режиссер. А ведь несколько дней назад я не мог представить себе ничего подобного. Как непредсказуемо все… Как же мы нелепы в своих попытках контролировать историю. А она смеется над нами.
Из философских размышлений Костю вырвала неожиданно возникшая рядом женщина. Растрепанная и «неполиткорректно» накрашенная немолодая женщина. Совсем некрасивая, но что-то такое в ней было. Она уставилась совершенно неприлично на Костю и, делая огромные глаза, косясь на танцующих, спросила:
– Ты видишь, что они мертвые?
– В каком смысле? – Костя поежился.
– В прямом. Они думают, что живы, – танцуют, но видно же, что мертвые.
Ни тени юмора в ее словах. Костя внимательно посмотрел на танцующих людей. Они были странные только потому, что праздновали Новый год в дурдоме. А так – люди как люди. Начинается… сумасшедшая женщина… – подумал Костя.
– Это страшно? – спросил он из вежливого ужаса.
– Очень.
– А я? Ты? Мы тоже мертвые? – продолжал выспрашивать Костя.
– Вот ты живой, я тебя сразу заметила. Живые редко бывают, – грустно вздохнула женщина.
Косте стало жутко от тона, которым она говорила. Обычная на вид женщина. Тетка. А говорит так, как будто я ее всю жизнь знаю, а она меня. «Живые редко бывают». Это же надо такое сказать.
– А когда умирают, что же происходит, если они уже мертвые?
– Да ничего особенного. Нам только кажется, что есть граница между живым и мертвым, мы просто не видим перехода. Не видим, и все. Некоторые видят. Такие, как я. Может, и ты видишь? – с надеждой поинтересовалась женщина.
– Да я уже ничего не понимаю… Я об этом и не думал никогда.
– Я тоже не думала, пока не заболела и сюда не попала.
– Так это болезнь? Шизофрения? – Костя задал вопрос с некоторым трепетом.
– Кто же знает? Врачи говорят, что болезнь, но сам подумай, как им доверять: они же не видят, да и живых среди них немного…
– Погоди… но ты таблетки пьешь, и это проходит?
– Да, таблетки голоса глушат, и притупляется все.
– Так если проходит, значит, болезнь? – Костя начинал запутываться.
– Молодой ты еще, не понимаешь. Смотри: вот любишь ты, к примеру, женщину – видишь ее где-нибудь, на работе например. Ты кем работаешь?
– Учителем.
– Тем более. Вот ты с ней встречаешься, разговариваешь, все так у тебя хорошо, ты мечтаешь о ней, она о тебе, а потом она куда-то девается, пропадает. Например, в дурдом ложится, полечиться от такой сильной любви. Ха-ха, пример неудачный, но жизненный! Вот, значит, она пропала, ты ее не видишь. Ты же не перестаешь ее любить? Не видишь, ну и что? Ты же помнишь. Приходят к тебе всякие умники и говорят: брось, ты ее не любил никогда, с глаз долой – из сердца вон. Ну и что ты скажешь?
– Не знаю. Пошлю их, наверное, к черту…
– Ха-ха, молодец! Вот и я посылаю, к черту. – Она захихикала так, что Косте сразу стало понятно: она про черта больше него понимает.
Спрашивать неловко, но он спрашивает:
– А черта ты тоже видишь?
– Да брось ты, больной, что ль, какой черт, кто в него верит сейчас? Козел с копытами? Пожилой булгаковский супермен? Смешно. На этих уровнях его нет. Забудь! Ничего этого здесь нет! А есть только ма-а-ленькие-маленькие частицы: кванты, бозоны, кварки, у них много всяких названий, но все они ничего не значат, потому что мы не можем их увидеть. Мы только можем их представить, как представляем Бога. Увидеть не получится, представлять – сколько угодно. И в мире частиц ничего, кроме них, нет. Нам кажется, что мы открыли наномир, но на самом деле он всегда был, мы только недавно начали его представлять. Бесконечно малое – это так прекрасно! Бесконечно великое мы уже познали, теперь дело за малым.