Три минуты молчания. Снегирь - Георгий Николаевич Владимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, Ванька, – сказал Шурка, усмехаясь, – ты за морями видишь.
– Ага, за синими и за зелёными. Сам пользовался. Я с одной, примужней, роман в Нагорном имел. Так мы на его аттестат славно время проводили. Он вторым штурманом ходил. Что ты! Всю дорогу хмельные были. Вот стервь!
– Приятно вспомнить?
– А нет, скажешь? Потом она его на причале встретила: «Ах, Витенька, я без тебя не жила, а прямо таяла». Именно, что таяла… Ну, я приду – ох, если застану! Топориком это дело пресеку…
– Эту, – спросил Шурка, – с которой роман имел?
– Зачем эту? Свою.
– Да как же застанешь? Она у диспетчера справится, когда у тебя приход.
Ванька там призадумался. Нам не понять было, травит он или всерьёз. Потом опять донеслось из-за голенища:
– Не узнает. Я на всю экспедицию не останусь, на первой базе спишусь. Ну, на второй. У меня врачиха есть знакомая. Душевная баба, Софья Давыдовна. Глупая, сил нет. Бюллетень мне выписывала за первый свист: «Радикулит у меня, говорю, наследственный». Она и проверять ничего не стала. «Правильно, голубчик, отдохни, надо разумно к своему здоровью относиться». А топор у меня в сенях лежит. С топором и войду.
– Постой, – сказал Шурка, – а если она одна будет?
Ванька опять призадумался. Но ненадолго.
– Одна – значит, не вышло на этот раз. Да не может быть, чтобы одна. Бабе одной скучно.
Алик вдруг подал голос:
– Почему же «не может быть»? А если она тебя любит?
– А я что сказал? – спросил Ванька. – Не любит?
– Ну, значит, ждёт…
Голенище затряслось – от Ванькиного смеха. Тряслось оно долго, Ванька смеялся с чистым сердцем, хотя голос у него надтреснутый был и хриплый. Потом он сел в койке, и шапка на нём тряслась, уши так и прыгали, он часто и шапку не снимал, когда заваливался в койку. Потом Ванька спросил:
– Ты что, маленький? Или мешком шлёпнутый? Не знаешь, кого бабы любят? Они мужика любят, который с ними рядом, понял? А когда его нету, они другого любят. Он теперь с ней рядом. Эх, салага! Ты с бабами спал или с мамкиной подушкой?
– И никаких исключений? – спросил Димка. С еле заметной своей усмешкой.
Ванька опять завалился в койку.
– Исключений! Мне кореш про неё написал, ещё в прошлом плавании. Верный кореш, не соврёт. Он её с этим хмырём видал, как они на пару из магазина выходили. А магазин какой, знаешь?
– Нет, – сказал Димка. – И какой же магазин?
– Галантерейный. Где духи продают. И чулки. И эти… бюстгальтеры. Так что он теперь её лапает, как врага народа.
Васька Буров бросил читать свой талмуд, заворочался.
– Бичи, кончайте вы свою дурь. Я с тоски не засну.
– А ты, давай, – сказал ему дрифтер, – включайся в беседу. Это не дурь, Вася, а семейная проблема.
– А я уж их все порешал давно. А до ваших мне дела нету.
– Дак ты с нами-то поделись. Как они решаются?
– Так и решаются. Потрохов народи и радуйся.
Дрифтер даже подпрыгнул на лавке.
– Вот те на! «Радуйся». Да у меня их четверо. Хоть в сенях спи. Или штаны не снимай.
Шурка с Серёгой зареготали.
– Вот и хорошо, – сказал Васька. – Теперь твою бабу никто не соблазнит. Главная у ней забота – потрохи. У тебя они пацаны, что ли?
– Четверо военнообязанных.
Васька вздохнул завистливо:
– Я б хоть одного хотел. А то у меня обе – пацанки. Хорошие, но пацанки.
– Плохой ты задельщик, Вася. К следующему рейсу не исправишься, мы тебя артельным не изберём.
– Тебя бы вот попросить – заделывать.
– А чего ж? Я, Вась, всегда за товарища.
– Конечно. Мозгу-то чуть, на что другое не хватит…
Дрифтер не обиделся, зареготал – со всеми за компанию. Васька повернулся лицом к переборке. Но дрифтер опять к нему пристал:
– Васька! А, Васька?
– Ну чо тебе?
– Не чокай, мы тебе всё равно спать не дадим. Ты как их зовёшь, пацанок, – Сашка да Машка? Или же – Сонька да Тонька?
– Что я их – для потехи родил?
– А для чего, Вась?
– Дурак ты. Им жить надо. Имена им для жизни дают. Не просто так, корове кличка.
– Ну, дак как же ты, как же ты их, Вася?
– Как же… Одну – Неддочка. Недда.
– Ух ты! Кит тебя проглоти! А другую, Вася?
– Другую – Земфира.
Я думал – они до слёз нарегочутся.
– Не, Вась, не обидься. Заделал плохо, дак хоть назвал хорошо. Неддочка, значит, и Земфира? Ах ты, цыган!..
Васька помолчал и вздохнул тяжким вздохом:
– Не, бичи, я вижу – вы так не кончите. Ну-ка я вам сказку расскажу.
Дрифтер запрыгал, заскрипел лавкой.
– Давай, Вася, травани чего-нибудь божественное про волков!
– Жил, значит, король. В древнее время. Молодой и распрекрасный…
– Это где же было? – спросил Шурка.
– Где? В Турции.
– Там не король, там султан. С гаремом.
– Сиди! – заорал дрифтер. – Шесть классов кончил, а уж будто знает – где король, где султан. Дай сказку слушать.
– Жил, значит, король, и служил у него кандеем один бич, с детства порченый. Горб у него был на спине.
Шурке не понравилось:
– А без горба нельзя?
– Нельзя. Тут всё дело в горбе. А условие кандею такое было – каждый день новую похлёбку варить. Чтоб без повтору, иначе – секир-башка. Ну, изворачивался бич. И король его за это очень любил. Как приедет с охоты, сразу – кандея: «Чего сегодня настряпал?» – «Супцу с оленем, господин король». – «А вчера – не с оленем разве?» – «Никак нет, господин король, вчера с кабаном». – «А завтра?» – «А завтра – с медведём». – «Ну валяй. Но если ты мне, швабра, то же самое сваришь, чего я уже отведал, я тебе голову острой шашкой снесу и прикажу моим ближайшим помощникам съесть». Так-то ему, бичу, жилось. А звали его – Маленький Мук. Да-а… И вот как-то приходят три ведьмы во дворец. Мымры ужасные, из-под носа клыки торчат. Идут к кандею на кухню…
– Где ж охрана была? – Шурка спросил, военный человек.
– Где? А вся с королём уехала – на медведя. А ведьмы – они через любую охрану пройдут. Да… И говорят они кандею: «Слышь, кандей, а хочешь – мы тебе горб исправим?» – «Как так?» – «А это наше дело. Исправим, и всё. Красив будешь, как прынц, и королевская дочка в тебя влюбится без памяти. Двенадцать потрохов тебе нарожает и верность соблюдёт. Ты, например, в море уйдёшь, брильянты искать на дальних островах, а она хоть чёрным хлебушком