Юный самурай. Кольцо земли - Крис Брэдфорд

Сквозь щели в корзине Джек смотрел на стражей, но те не обращали на него внимания. Оказавшись у ворот, он уже почти шагнул на дорогу. Задание выполнено без заминки, и вдобавок он нашел способ связаться с Акико.

— Комусо!

Джек оцепенел; сердце бешено забилось в груди.

Миюки оглянулась, но не сбавила скорость.

— Да-да, ты, монах. Иди сюда!

Джек собрался было бежать — но далеко ли он у I i дет с корзиной на голове ? Стараясь сохранять хладнокровие, он повернулся к стражу.

Тот поманил его к себе.

— Сыграй нам.

Джек едва не рассмеялся от облегчения. Самурай выглядел совсем безобидным. Юноша послушно поднес сякухати к губам и заиграл «Хифуми». Страж заворчал.

— Не это! Я хочу послушать «Сика но Тонэ». Джек замешкался. Сокэ играл ему эту мелодию,

но наизусть он ее не помнил.

— Простите, я ее не знаю.

Страж прищурился и внезапно выхватил меч.

— Ты не настоящий Комусо!

— Тот самый самурай-гайдзин в моем замке! — задумчиво произнес даймё Акэти, поглаживая аккуратные усики. — Или может ты ниндзя? — хохотнул он.

Джек, стоящий на коленях перед правителем самураев, сохранял молчание. Двое стражей стерегли его с боков, и еще четверо выстроились у стены. Каждый с радостью отрубил бы гайдзину голову по приказу даймё.

За окном сияло летнее солнце, и весело галдели птицы, не подозревая о бедственном положении Джека. Привратник едва не выронил меч, когда увидел под корзиной чужеземца. Их тут же окружили остальные стражи. В сутолоке Джек упустил из виду Миюки. Его немедленно отвели на четвертый этаж замка к даймё Акэти.

Правитель был одет по последней моде — в черную хакаму и катагину — длинную «крылатую» куртку. На груди красовалась вышитая золотой нитью стрекоза — фамильный мон. У Акэти было надменное лицо с правильными чертами и уложенные в гладкий хвост волосы. Судя по колоссальному полотну на стене, изображающему даймё в победоносной позе на поле битвы, он был весьма тщеславен.

— Только синоби способны так хитро маскироваться. — Акэти указал на одеяние Комусо и корзину. — Любопытно узнать, почему ниндзя тебе помогают.

— Ниндзя — мои враги, Акэти-сама. — Джек поклонился еще ниже.

— Если так, то почему ты еще жив? И где скрывался все это время? Мои патрули искали тебя во всех долинах, лесах и деревнях моей провинции.

— Я жил в горах, прячась от людей.

— Только не надо считать меня дураком, — вздохнул даймё. — Ты слишком упитан для одичавшего изгнанника. Признавайся, в какой деревне тебя приютили?

— Я... не могу сказать.

— Не можешь или не хочешь?

Акэти смерил Джека пристальным взглядом.

— Я ведь не самодур, — елейно улыбнулся он. — Предлагаю уговор. Ты расскажешь, где деревня ниндзя, а я подарю тебе свободу.

Джек не сомневался: обещание так же фальшиво, как сюжет на шелковом полотне.

— А как же приказ сёгуна?

— Я объясню ему, что ты оказал мне величайшую услугу. Поверь, ты будешь в безопасности. По крайней мере, в моей провинции.

Джек тщательно обдумал ответ.

— Все равно я не могу сказать. Ниндзя взяли меня в плен и завязали глаза.

Даймё недоверчиво вскинул брови.

— Кому ты предан, Флетчер-сан? Это вопрос бусидо! — Акэти обратился к Джеку по правилам этикета. — Ты самурай... или ниндзя?

Джек и сам не знал. Еще несколько месяцев назад он бы уверенно назвался самураем. А сейчас?

— Я наслышан о твоих подвигах, — вкрадчиво заговорил Акэти. — Даймё Такатоми, твой прежний господин, высокого мнения о твоем мастерстве. Насколько мне известно, ты помешал Глазу Дракона убить его? Это ведь тот самый ниндзя, который убил твоего отца?

— Да, — сквозь зубы процедил Джек, силясь обуздать нахлынувшие чувства.

— Тогда почему ты защищаешь синоби?

— Глаз Дракона мертв. Я всего лишь хочу попасть домой, — уклончиво ответил Джек.

— Не говори глупостей! Другие ниндзя продолжают его черное дело. Все они одинаковы! Дьяволы! Думаешь, почему они прячут лица?

Даймё придвинулся ближе и доверительно посмотрел на Джека.

— Моего отца тоже убил ниндзя. — Он говорил тихо, словно решился поведать величайшую тайну. — Правда, я не знаю его имени. Поэтому мне придется уничтожить их всех, чтобы постоять за честь семьи.

В глазах даймё блеснула ненависть. Похоже, от жажды мести он лишился разума. Совсем как Глаз Дракона.

— Я намерен выследить всех ниндзя, сжечь дотла их деревни и раз и навсегда положить конец их злодеяниям. Представляешь, Флетчер-сан: ни одного ниндзя! Враги твоего отца будут стерты с лица земли!

Джек немедленно принял решение. Он не позволит этому человеку обнаружить деревню и погубить невинных мужчин, женщин и детей.

Миюки однажды уже пережила подобную трагедию. Неважно, к кому Джек себя причисляет, он обязан защитить жителей деревни, и особенно Ханзо — или Киёси.

— По одному дереву не судят о лесе, — сказал он.

— Что?

— Не все ниндзя — убийцы. Многие из них простые крестьяне, которые стараются выжить...

Даймё нетерпеливо оборвал его на полуслове.

— Ты слишком долго жил среди ниндзя. Они околдовали тебя.

Он щелкнул пальцами, и двое стражей поставили Джека на ноги.

— Тебе пора решить, кому ты служишь, гайдзин! — Ласковый тон даймё сменился на гневный. — Гемнан!

Из боковой двери выскользнул бледный самурай с тонкими чертами лица и прищуренными глазами и, подойдя к господину, согнулся в глубоком поклоне.

— У тебя есть выбор, гайдзин, — заявил даймё. — Если завтра утром ты не признаешься, где деревня, Гемнан поможет тебе освежить память. Он умеет убеждать.

Гемнан растянул губы в хищной улыбке, разглядывая пленника, как змея — добычу. При мысли о способах убеждения Джека охватил ужас.

Добро пожаловать в мой сад, — свистящим шепотом сказал Гемнан.

Стражи грубо швырнули Джека и ушли. Двор в глубине замка представлял собой голый потрескавшийся клочок земли. На нем не было ни кустов, ни цветов, только одиноко стоящее дерево, на котором за руки был подвешен человек.

— Красиво, правда? — гордо спросил Гемнан.

Джек со страхом оглядел двор, окруженный высокими стенами. Еще один пленник с окровавленной спиной, привязанный к вкопанным в землю палкам, лежал пластом под палящим солнцем и слабо постанывал. Слева на огне стоял огромный черный котел; от бурлящей воды шел пар. Джек готов был поклясться, что еду в нем не варили.