175 дней на счастье - Зина Кузнецова

карман и оглядела концертный зал. Убедившись, что осталась одна, Леля села в кресло, уронила лицо в ладони и заплакала. Боже! Наконец слезы прорвались! После них должно стать на секундочку легче.

Послышались шаги. Леля испугалась и стала быстро вытирать лицо. На сцене показался Илья. Наверное, он не ушел с ребятами, а просто куда-то выходил в коридор.

– Кто-то из наших опять сказал что-то? – спросил он.

– Нет, я так… – Через силу Леля улыбнулась, встала и, растерявшись, сделала шаг сначала в одну сторону, затем в другую, а потом вспомнила про сумку в кресле и быстро схватила ее.

– Слушай, а ты куда сейчас? – спросил Илья.

– Домой.

– Когда ты у нас чай пила, я почувствовал запах алкоголя. Это, конечно, твое дело, но не стоит, это же путь в никуда.

– Да, учту.

– Хочешь, пойдем ко мне. Чай выпьем. Бабушкино варенье еще осталось.

Леля посмотрела на Илью, решив, что заплаканных глаз ей все равно от него не спрятать.

– Вот скажи мне, ты сейчас из жалости это предлагаешь, да? – спросила она. – Так знай, жалость мне не нужна. Хватит с меня сегодня уже унижений. Милостыню твою принимать у меня совсем нет сил.

– Да почему сразу унижение! Я ведь по-человечески сочувствую. И не милостыня это, а рука помощи. В жизни иногда надо опереться на кого-то, иначе выкарабкаться сложно.

Леля хоть и слышала Илью, но проникнуть в глубину его слов не могла. Собственная боль словно сделала ее глухой. Леля поспешила к выходу. Но в спешке она перевернула сумку, и из нее все вывалилось. Чертыхнувшись, Леля присела, чтобы собрать вещи, и слезы, которые так и не прекращали литься, стали капать на пол, а потом вдруг и на руки Ильи, который присел рядом, чтобы помочь. Когда сумка была собрана, Леля, не поднимаясь с корточек, с усилием провела по волосам, будто в истерике, посмотрела на Илью и сказала:

– Ты вот где-то нужен: маме, папе, в школе. Тебя ждут, хотят видеть, тобой интересуются. А я нигде не нужна. Вот по документам у меня есть семья: мама – Стрижова Светлана Владимировна и отец – Стрижов Андрей Петрович. Есть дом, я в нем прописана. Но это все по документам, а на деле тотальное одиночество. Тотальное! Нет в мире человека, который хотел бы меня послушать. И на чай позвать не из жалости, не после какой-то беды, а по-дружески, потому что именно мой голос и мои мысли хочет послушать. И страшно очень, что это никогда не закончится.

8

Леля сидела на маленькой кухне и слушала шум закипающего чайника. Через минуту Илья поставил перед ней чашку, над которой вился пар, и сел напротив.

Квартира встретила их темнотой и теплым дыханием, которое после стужи ощущалось особенно приятно.

– Где твоя мама? – спросила Леля негромко.

Илья нигде не включил свет, горела только небольшая лампа на обеденном столе.

– По делам уехала.

Они замолчали. По дороге Леля уже рассказала Илье историю их семьи: родители поженились рано, когда еще были студентами. Денег не было. Они подождали пару лет, подкопили, и потом родилась Леля. Папа всегда много работал. Приходил домой часто позже десяти, а уходил рано, в восемь. С Лелей сидела мама. Из-за того что папа долго работал, мама была одна в заботах о быте и ребенке. Она очень уставала, поэтому Леля долго считала, что крики – это самый естественный способ коммуникации. А еще мама была лишена всего, что любила до родов. В школе она играла в театре, училась в актерском училище. А с рождением ребенка поставила свои увлечения на паузу. Когда папа стал лучше зарабатывать, они переехали на пару лет в Москву. Там мама снова вспомнила, что любит театр. Да и Леля подросла. А папа заговорил о втором ребенке. Он вообще всегда мечтал о большой семье, потому что у него самого ни братьев, ни сестер не было. Вот тогда мама и взбунтовалась. У нее-то жизнь только началась. Родители долго пытались прийти к компромиссу. Даже решили пару лет подождать с новыми детьми, чтобы мама смогла хоть немного самореализоваться, а потом мама поняла, что рожать ей вообще больше не хочется. Да и карьера пошла в гору. Стали звать сниматься на обложки, приглашали в постановки… Мама так честно и сказала папе, что детей у них больше не будет, а папа оказался не готов к такому ультиматуму. Скрестили шпаги, а как тут компромисс найдешь? Решили разойтись, чтобы не мешать друг другу строить жизнь. Вообще за все время, которое прошло с развода родителей, Леля не замечала, чтобы у отца кто-то был. Ей казалось, что если он уходит из дома, то непременно на работу. А тут… Анна Романовна! Интересно, сколько все это у них продолжается?

Леля водила глазами по кухне, стараясь придумать, о чем поговорить. Ей было неловко. И еще больше стесняло то, что Илья тоже пытается найти тему для разговора и никак не находит. Их нарочито громкое питье чая только и разбавляло тишину.

– У тебя есть близкие друзья? – спросила наконец Леля. – В школе ты со всеми и ни с кем.

– Друзья? Да. Точнее, друг. Один. Мы с садика знакомы. Он не в нашей школе учится. Много друзей у меня никогда не было. Мне казалось бессмысленным еще с кем-то сближаться, когда уже есть близкий кто-то. Время только тратить на общение…

– Ты считаешь общение пустой тратой времени?

– Смотря какое. С другом нет. И если деловое общение, нет. А вот дискотеки эти, вписки, – Илья поморщился. – Так и слышу, как тикает минутная стрелка. Не могу там бывать. Лучше чем-нибудь полезным заняться.

Леля задумалась, а не слышит ли он и сейчас тиканье минутной стрелки. Не считает ли секунды до ее ухода? В конце концов, они с ним не друзья и даже не приятели.

– Если ты занят, я могу уйти, – сказала она.

– Если бы я был занят, я тебя не позвал бы.

– Ты добрый, вот и позвал. Увидел, что я плачу, и пожалел.

– Мне, конечно, хотелось тебя поддержать, но чрезмерным человеколюбием я не страдаю.

– Все твои поступки говорят об обратном.

Илья пожал плечами.

– Тогда у тебя низкая планка для человеколюбия. Я просто не врежу намеренно и иногда могу защитить того, кто слабее. Сегодня у тебя не было сил сражаться с ребятами. Завтра они у тебя появятся, и я не буду встревать в ваши ссоры.

– Как ты считаешь, в том, что произошло сегодня, я сама виновата?

Илья вздохнул и