Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству - Николай Манвелов

Не отставала от черноморцев и Балтика, где в 1853–1854 гг. в ходе ревизии было вскрыто немало вопиющих фактов казнокрадства. Так, проверяющий Михаил Рейтеры [105] дипломатично отмечал, что целый ряд убытков происходил от попустительства начальства, которое «налагает взыскания за арифметические ошибки и описки и не замечает, когда число печей, на которые отпускаются дрова, превышает число действительно существующих».

Та же проверка включает еще один весьма оригинальный факт казнокрадства. Флот проводил гляциологические исследования. На колку льда в канавке площадью 117 квадратных аршин[106] и поддержание ее свободной ото льда в течение зимы по смете было исчислено ежедневно 24 человека рабочих, три кузнеца на починку инструмента и один подносчик инструмента от кузницы к месту работы. На одного рабочего, таким образом, пять квадратных аршин льда, причем расчет кузнецов и подносчика был сделан как при работах при обтесывании гранита.

Среди балтийских портов худшей славой пользовался Свеаборг (морская крепость, пригород Гельсингфорса, современного Хельсинки). И снова слово художнику Алексею Петровичу Боголюбову:

«…Свеаборг был какой–то отпетый порт. Рассказывали, что во времена Александра Благословенного было здесь такое воровство, что в делах портового архива находится показание одного смотрителя экипажеских магазинов, де столь множество крыс развелось в оных, и эти бестии даже съели медную пушку 8–дюймового калибра. Были также сказания и такие: раз крысы съели живьём часового с ружьём и амуницией, возвращаясь с водопоя. А что крыс бывало много и в наше время, то и я о том свидетельствую, ибо, стоя в карауле у Морских ворот, видел, как целая серая масса плотно двигалась из одной подворотни магазина в другую, но часовых не трогала».

Не отставали и подрядчики.

На вопрос, «какие причины дают подрядчику возможность при производстве работ достичь по некоторым статьям расходов сокращения и дешевизны сравнительно с издержками, делаемыми по тем же статьям казной», известный санкт–петербургский купец, коммерции советник Сергей Кудрявцев ответил в середине XIX в. следующее:

«.Я стараюсь пользоваться всеми различными, однако же неопределенными, но законными обстоятельствами по своим коммерческим сношениям, какие только благоприятствуют выгодному для меня исполнению обязательств с казною».

И это при том, что Кудрявцев именовался современниками «кристально честным человеком». Как говорится, комментарии излишни.

В борьбе с казнокрадством не помогали и решительные меры — из–за невозможности их всегда применять.

Как известно, Петр Великий обратился как–то к генерал–прокурору Сената Павлу Ягужинскому с требованием написать указ, по которому виселица угрожала любому, кто украдет хотя бы лишь на стоимость веревки. «Мы все воруем, только один более и приметнее, чем другой», — остудил пыл монарха рассудительный Ягужинский.

Народ, между тем, сочинял про флотское воровство целые поэмы, вроде такой, якобы имевшей место, переписки Петра Великого с Меншиковым. Итак, самодержец Всероссийский пишет Алексашке:

«Ответ» выглядел следующим образом:

Государь, радеющий за государственную копейку, настроен, однако, крайне решительно:

Боролись с воровством по–разному.

Например, адмирал Владимир Павлович Верховский, занимавший долгое время пост командира Санкт–Петербургского порта, прибегал к весьма оригинальным методам пресечения злоупотреблений.

Вот что писал в своих воспоминаниях академик Российской академии и генерал флота Алексей Крылов:

«Верховский. имел тот взгляд, что всякий подрядчик — мошенник, что цену надо сбивать как можно ниже, что все чиновники — взяточники, поэтому все постройки, при нем возведенные, были чисты и красивы снаружи и весьма непрочны по сути дела. Чиновники и инженеры его боялись, правду от него скрывали и во всем ему поддакивали, и получалось недорого, да мило, а дешево, да гнило.

...Он не терпел неправды, не выносил желания его обмануть или поддакивать ему; он впадал тогда в бешенство, становился резок и груб, а на этом основано многое, что ставилось ему в упрек».

«Новации» Верховского вносили в процесс постройки боевых кораблей полный разлад. Так, сразу же после спуска на воду в октябре 1890 г. броненосца «Гангут» адмирал приказал уволить всех тех указателей и мастеровых, по которым строитель Иван Евтихиевич Леонтьев не мог предоставить детальной информации относительно их занятости. Расчеты должны были включать данные о трудоемкости каждого технологического процесса, включая количество забиваемых гвоздей и закрученных болтов.

Сам Леонтьев в рапорте жаловался, что адмирал «преследовал только уменьшение траты денег, не признавая ни в ком ни специального знания, ни достоинства некоторых рабочих людей, которыми нужно дорожить».

Командование порта взяло под свой контроль и заказы на необходимое оборудование, в результате чего строитель получал изделия, хоть и дешевые, но невысокого качества. Результатом был частый перезаказ, что приводило к удорожанию постройки и отодвиганию срока вступления корабля в строй.

Затем «крайне раздутый» штат помощников строителя был ограничен всего четырьмя сотрудниками, что привело к серьезным убыткам. Чертежники не успевали выполнять работы, из–за чего простаивали мастеровые — зачастую их приходилось даже увольнять.

При этом адмирал не стеснялся «заимствовать» для нужд порта «излишки» леса и других материалов, заранее заготовленных строителем.

Но если Верховский доверял просителю, то деньги отпускались безоговорочно. Так было, например, при ремонте Опытового бассейна, предназначенного для испытаний моделей проектируемых и строящихся судов. В 1900 г. было решено провести реконструкцию бассейна (он был открыт в 1894 г.), причем в ее ходе была выявлена масса нарушений первоначального проекта — кто–то положил в карман немалую сумму денег, «удешевив» первоначально запланированные работы.

Работы было поручено провести Крылову, который детально описал качество казенной постройки.