Дорога на Компьен - Виктория Холт

— Нет, переживете, как пережила я.

— Спасибо, Ваше Величество, вы так меня успокаиваете!

— А может быть, это вы утешаете меня. Моя печаль была схожа с вашей. И хватит плакать; слезами горю не поможешь. Королевы... Жены дофинов... В конце концов, мы смиряемся с нашей участью, учимся принимать то, что сулит нам судьба.

— Я знаю, Ваше Величество.

— Вы не должны демонстрировать ему свое горе и разочарование. Вы должны оставаться его другом, и если у вас хватит мудрости, вы не утратите его привязанности.

— Вы не понимаете! — в отчаянии воскликнула Мария Жозефина. — Все было так хорошо, и вдруг... все превратилось в прах.

— И все же не подавайте вида, дочь моя. Запомните мой сонет. Если бы я была мудрее, я не была бы так несчастлива сейчас. Я покажу вам кое-что. Сегодня я получила от короля письмо — мы ведь общаемся с ним исключительно письмами. Он больше со мной и не разговаривает, — голос королевы слегка дрогнул. — Но это письмо... Знаете, что в нем? В нем король требует, чтобы я назначила одну особу моей придворной дамой.

— И эта особа?..

— Совершенно верно, мадам де Помпадур. Ему недостаточно превозносить ее при каждой возможности, он хочет, чтобы и я это делала.

Мария Жозефина вскочила:

— Я бы не стала этого делать! Если бы он привел эту женщину ко мне...

— А вы хотите знать, как я ответила на это требование?

— Да, Ваше Величество.

— Я написала ему, что Царь Небесный дает мне силы сносить все тяготы и что я всегда буду подчиняться требованиям моего короля земного.

Дофина стиснула кулачки:

— Значит, вы не любите его так сильно, как я люблю дофина!

— Милое мое дитя, успокойтесь, — ответила королева. — Со временем вы научитесь переносить все тяготы, как научилась переносить их я. Вы знаете, что такие, как мы, от рождения лишены права на жалобы.

И Мария Жозефина вновь опустилась на ковер и уткнулась лицом в колени королевы.

Мария Лещинская печально улыбнулась и нежно погладила свою невестку.

* * *

В народе царило смятение: Франция находится в состоянии войны, а Австрия — ее союзник! Такой поворот в политике было трудно осознать, поскольку Австрия долгое время была врагом и французы научились ей не доверять. Франция вела войну в колониях и войну в Европе, а это означало ужесточение налогов. Люди не хотели войны, они хотели хлеба.

Более того: мадам де Помпадур стала придворной дамой королевы и всячески демонстрировала свое благочестие. Люди не доверяли мадам де Помпадур, люди не уважали короля.

Ну конечно, мадам де Помпадур — вот кто первый министр королевства, а Франция ввязалась в войну на двух фронтах.

Да, говорили в Париже, для нас наступили печальные времена.

В эти полные неприятностей и напряжения дни короля утешали только тайные прогулки в маленький домик в Оленьем парке, где его появления с нетерпением ждали одна, две, а то и три очаровательницы.

Как же приятно было входить в этот домик под видом скромного аристократа, выкрикивать имя Луизы, Жанны, или кто там еще пользовался в данный момент его благосклонностью и слышать легкие, стремительные шаги, видеть это очаровательное дитя — а все они были еще очень юными, — видеть, как расцветает в улыбке хорошенькая мордашка, как бросается это чудо ему в объятия.

Очень хорошо, что этих девчушек набирают в беднейших парижских кварталах — тем более они благодарны. Ле Бель был настоящим знатоком, он непрестанно кружил по улицам, выискивая новых кандидаток на место в Оленьем парке.

Слухи о счастливой судьбе тех, кто уже покинул Олений парк, быстро распространились по Парижу, и матери задавались вопросом: как же добиться того, чтобы их дочери попали в дом, где их прекрасно кормили, одевали в хорошие платья, где они жили в довольстве и даже роскоши, а потом, когда в их услугах больше не нуждались, отправляли обратно с прекрасными подарками или даже устраивали им выгодные браки.

И недостатка в новых претендентках у Ле Беля не было, поэтому что в Оленьем парке никогда не жили более трех девушек: Во-первых, для большего количества здесь просто не было места, а во-вторых, король вовсе не хотел, чтобы домик этот напоминал гарем. Три — хорошее число, поскольку, когда девушка начинала приедаться, ее отправляли, а следующая, поступившая на ее место, сулила новые радости.

В домике была одна особенно милая девица, и король проводил с ней много времени. Он даровал ей новое имя — он называл ее Луизон, он обожал давать прозвища, к тому же, если его маленькие подружки не знали истинного имени своего благодетеля, то зачем ему знать их имена?

У Луизон были умные глазки, она была наблюдательна — качество не такое уж приятное, однако оно искупалось ее красотой. Она могла быть очень страстной, когда он этого хотел, а могла казаться совсем неопытным ребенком. Она любила садиться к нему на колени и внимательно разглядывать его камзол — она знала толк в красивой одежде, потому что по понедельникам ходила на Гревскую площадь и глазела на выставленное на продажу поношенное платье.

Склонив набок голову, она щупала ткань его костюма.

— Это наверняка очень дорого стоит, — говорила она, — ткань очень хорошая. Мой господин, вы, должно быть, очень богаты.

Что было совершенно очевидно — только очень богатый человек мог позволить себе содержать такой домик в Оленьем парке.

Как-то раз король явился при ордене Cordon blue, Луизон заметила это, но вида не подала.

Она ужа знала, что ее покровитель не любит, когда ему задают много вопросов, а если его раздражать, он вполне может послать за другой девушкой. И в результате Луизон дадут отставку.

А этого бы Луизон не перенесла. Ей очень нравилась ее новая роскошная жизнь, но еще больше радовала ее привязанность покровителя, потому что она действительно страстно его полюбила.

Она даже и представить себе не могла, что могут быть такие люди. Да, он не молод, но возраст его скрашивался его нежностью и прекрасными манерами. А голос, какой музыкальный, красивый голос! И то, как он брал ее руку и как он эту руку целовал, заставляло ее верить в то, что она навсегда покинула ужасный мир трущоб.

И как здесь все было красиво и романтично! Перебраться из лачуги в маленький дворец, спать не на мешках, как спала она, а на роскошной, в форме раковины постели, отделанной розовым шелком, носить красивые платья, иметь драгоценности, пищу и вино, достойные благородной дамы, и быть любимой таким галантным и очаровательным кавалером, который казался пришельцем из какого-то другого мира. Луизон была более впечатлительной, чем ее компаньонки, и порою думала, что умерла и попала в рай. Как-то раз она сказала мадам Бертран: