Освобожденные - Шелли Крейн

Как только я подбежала к Калебу, он слез с мотоцикла и нахлобучил шлем мне на голову.

– Я так понимаю, ты соскучилась по Лолите?

Я засмеялась:

– Заткнись, и поехали уже, Джейкобсон.

– Есть, мэ-эм, – усмехнулся он в микрофон.

А потом, оседлав мотоцикл, мы покатили по подъездной дорожке. Прежде чем мы выехали за ворота, я замерла, зная, что сейчас услышу…

– Держись крепче, красавица.

Я хихикнула и крепко схватилась за Калеба, а он, смеясь, погнал вперед. Мы оба чуть наклонились, а мотоцикл с каждым поворотом все отчаяннее мчал по дороге. И не важно, что сердце мое бешено колотилось, не важно, как быстро мы неслись…

Я была с Калебом. И на целом свете нет места безопаснее.

Я бежал по пляжу… было жарко, и воздух был влажным даже ночью. Она бежала быстрее меня… атлетка, черт возьми… Я пытался ее поймать… Биш и Джен стояли рядом, ничего не замечая… Мэгги потянулась как раз вовремя… остановила пулю… Повсюду была кровь… моя Мэгги… я пытался ее спасти, но не мог… ее уносило прочь… уносило… Она смотрела мне в глаза и мысленно говорила, что все хорошо, но это была ложь…

Она прикоснулась ладонью к моей щеке, и я резко подскочил в кровати. Я весь взмок, а Мэгги пыталась меня успокоить, прижимаясь губами к моей шее – не целуя, а просто прижимаясь.

Моя Мэгги…

Я осторожно усадил ее к себе на колени, обвил руками ее маленькую фигурку и прижал к себе. Я вдохнул запах ее волос, пытаясь убедиться, что она рядом. Она была рядом, и ее всю трясло, и меня всего трясло. Мое сознание только тогда окончательно очнулось, и я откинулся на кровати и коснулся щеки Мэгги, слабо погладил ее пальцами.

– Прости, – сказал я, сам не зная, за что извиняюсь.

– Это просто кошмар, Калеб, – неловко солгала она.

– Нет, и ты это знаешь, милая, – вздохнул я. – Кажется, во сне я позаимствовал у тебя способность. Видение было почти таким же, как то твое, только мое… – у меня перехватило дыхание и я сглотнул, – …мое было намного хуже.

Я притянул ее к себе и коснулся лбом ее лба. Теперь во сне были не только Биш и Джен, но и Мэгги. Нужно что-то придумать… придумать и остановить это видение…

– Остановим, – уверила меня любимая. – Я не успокоюсь, пока не перестану его видеть. После свадьбы я этим займусь. Попробую найти Маркуса… Хотя все это кажется невыполнимым, – вздохнув, пробормотала она сокрушенно.

– Я тоже не успокоюсь. Как и вся наша семья.

– Давай просто поспим. У нас обоих завтра тяжелый день.

– Не думаю, что смогу, – признался я. – Я только что увидел, как погибает моя нареченная.

Мэгги посмотрела на меня, а потом сказала:

– Давай пройдемся.

Я глянул на часы: полчетвертого утра.

– У нас завтра куча дел, детка, – напомнил я ей. – Последний холостяцкий день.

– Завтра никуда не денется, а сейчас – пойдем со мной.

Я кивнул. Ее слово – закон.

Мы оделись, и Мэгги взяла с комода свой телефон и мой айпод. Мы снова уселись на мотоцикл, и любимая попросила меня поехать в ее город. Так я и поступил. Когда мы почти приехали, я услышал, куда она хочет дальше, и, улыбнувшись, свернул на нужную улицу. Оставив мотоцикл на обочине, я взял Мэгги за руку. Мы двинулись по безлюдной улице и остановились у знака пешеходного перехода.

Там, где все началось.

Она натянула капюшон моей толстовки, которую я ей одолжил, потянула меня за руку и усадила рядом с собой на тротуар; наши ноги соприкасались, вылезая на дорогу. Затем Мэгги взяла мой айпод, поделилась со мной одним наушником и, склонив голову на плечо, включила «Прямо у меня на глазах» группы «Кейдж зи элефантс» и принялась постукивать ногой в такт песне. Именно эту песню я слушал, когда она спасла мне жизнь.

Склонив друг к другу головы, мы слушали, как солист с чувством обращается к неизвестной девушке: «Прямо у меня на глазах весь мир перевернулся с ног на голову…»

Боже, как же хорошо, что в тот день я был погружен в свои мысли!

Так мы и сидели – хотите верьте, хотите нет – до самого рассвета.

Потом я повернулся к Мэгги и провел пальцами по ее щеке.

– Уже завтра, – сказал я. – Остался один-единственный день. Поскорее бы ты поселилась у меня. Хочу слушать, как ты поешь в душе и мычишь, когда готовишь кофе, хочу заходить в комнату, когда ты переодеваешься… – (Она засмеялась.) – И чтобы в каждой комнате пахло твоими духами…

– Не волнуйся, – нежно ответила Мэгги и поцеловала мою ладонь. – Я никуда не денусь.

Когда солнце выглянуло из-за домов, она привстала и улыбнулась.

– Ну что, может, пойдем?

– Куда скажешь, туда и пойдем, красавица.

– Тогда давай к папе, сделаем все дела, а потом поедем домой. Можем лечь пораньше. Отдохнем перед завтрашним днем.

– Звучит прекрасно.

– Ты сегодня что-то очень уж податливый, Джейкобсон, – пошутила она.

– Хочу, чтоб твой последний незамужний день стал незабываемым.

Мэгги засмеялась и умилительно сморщила носик.

– Тебе даже не придется раскошеливаться на кольцо, – заметила она. – Дома будет достаточно.

– Есть, мэм.

– Пошли. Возьмем с собой завтрак и разбудим папу с Фионой.

Я вопросительно изогнул бровь, точно зная, что она задумала.

– Ты что, и вправду хочешь повести меня к Большому Джону накануне свадьбы?

– Должен же кто-то убедиться в чистоте твоих намерений, не так ли? – засмеялась она и потащила меня к мотоциклу.

Мы прошли через дверь-вертушку в кафе «Жаровня». Запахи и музыка тут же навеяли воспоминания о том, как я побывал здесь впервые. Я огляделся в поисках Джона и его мясницкого ножа. Их нигде не было видно. Но только я с облегчением вздохнул, как почувствовал у себя на плече огромную, сильную и горячую руку.

– Мотоциклетник.

– Здрасьте, сэр. – Сглотнув, я обернулся и посмотрел в его суровые глаза.

Я, конечно, ценил то, как он оберегает мою девочку, и, разумеется, все понимал. В жизни не видел никого крупнее этого громадины!..

– Би-Джей! – восторженно воскликнула Мэгги и позволила Джону оторвать себя от пола. (Я тем временем окинул его взглядом, пытаясь углядеть оружие, но ничего не заметил.) – Ты что, похудел?..

– Ага, только никому не говори, – просипел он и, опустив Мэгги на пол, прочистил горло. – Умница пристала, мол, на здоровье скажется.

– Ну, – сказала Мэгги осторожно, – ты тут уже давно хозяин, а жареная еда никому не сулит ничего хорошего.