Доспехи из чешуи дракона - Денис Юрин

– И это все? И только ради этого ты за мной в лес поперся? – так же монотонно прозвучал леденящий сердце голос.

– Ну-у-у, вроде да…– кивнул головой Шак. – Хотел еще сказать, что ты на дороге трупик один посеял, противненький такой…склизкий и в звериных шкурах.

– Вот как? – Брови монаха-гробовщика впервые подернулись вверх. Это было единственное движение на его безжизненном лице. – Досадное недоразумение, – прошептали тонкие губы с укором самому себе. – Надеюсь, ты тело не трогал?

– Руками нет, но я его сжег. Я еще хотел…

Бродяга не договорил, поскольку его собеседник неожиданно потерял интерес к разговору, и его нисколько не волновало, чего же собственно Шак хотел. Лопата как будто ожила, она быстро взметнулась вверх, и в тот же миг мощный земляной град ударил говорившему в лицо. Несколько комков обожгли лоб и щеки, остальные больно ударили по глазам и залетели прямиком в открытый рот, мгновенно вызвав ответную реакцию здорового организма – фонтан слез и приступ кашля. Всего на долю секунды отхаркивающий грязь и трущий слезы свободной рукой Шак потерял противника из поля зрения, но этого оказалось достаточно, чтобы проиграть битву.

Перед слезящимися глазами, словно в тумане, быстро промелькнул черный балахон, затем живот бродяги заныл, мышцы резко сократились от острой боли, вызванной тычком острой кромки лопаты. Всего через миг последовал удар черенком по правому виску, от которого любой крепыш повалился бы на землю. Однако бродяга устоял, поэтому нападавшему пришлось нанести еще один удар, кулаком точно в переносицу. Голова бродяги закружилась с удвоенной скоростью, ноги стали ватными, обмякшее тело неимоверно тяжелым, а колени сами собой подкосились. Шак опустился на четвереньки, попытался подняться, но тут же, получив удар тяжелым предметом по затылку, упал. Беднягу оглушили его же топором – вот это было очень обидно!

Дальше все происходило, как во сне. Сознание медленно утекало из гудевшей головы, но еще фиксировало основные моменты происходящего. Его взяли за ноги и потащили волоком, его подняли в воздух и кинули. Спина соприкоснулась с чем-то мягким и рыхлым, проваливающимся под весом тела. По рукам, лицу и груди забарабанило что-то мелкое и рассыпчатое.

«Меня хоронят заживо», – успел подумать Шак перед тем, как его мозг погрузился в вязкое и теплое забытье.

* * *

Шак часто видел сны, в последнее время чаще всего наяву. Видения и миражи кружились в его голове, оставляя свой зловещий след, а затем уходили, растворялись, как дым, чтобы вскоре явиться вновь и мучить бродягу непонятными головоломками. Так было всегда, но только не в этот раз. Несколько часов под землей Шак провел в абсолютном беспамятстве, а когда очнулся, с трудом припомнив, где находится, ужаснулся и отчаянно заработал руками, пробивая себе путь наверх, сквозь землю и тонкий, чисто символический слой дерна. Первая его мысль была о том, что именно сейчас, когда он был похоронен заживо всего в каком-то метре над кучей обезображенных трупов, в его гудящей от боли голове совершенно пусто.

Выбравшись наружу, благо, что земля была свежей, рыхлой, а трава дерна не успела срастись корнями, шарлатан обнаружил два весьма удививших его обстоятельства: во-первых, наступила ночь, а во-вторых, он разучился ходить. Попытка встать на ноги не увенчалась успехом: онемевшие конечности не слушались и подгибались, а голова куда-то плыла, волоча за собой податливое тело. Впрочем, головой предмет на плечах было не назвать, скорее уж чугунной болванкой, да еще после недавней встречи с кузнечным молотом: она тянула тело к земле и вот-вот намеревалась треснуть, рассыпаться на мелкие-премелкие части.

Следуя первому и самому важному правилу заправского пьяницы «Если идти не получается, то нужно ползти!», Шак встал на четвереньки и, словно упрямый баран, низко опустив голову, направился к ближайшему дереву, а достигнув его, ухватился за ствол, пытаясь подняться. Не с первой попытки, но все же не очень долго промучившись, пострадавший от рук воинственного гробовщика наконец-то принял вертикальное положение. Опухшая от недавних побоев голова стала постепенно проясняться, а предметы вокруг принимать более-менее четкие очертания. К счастью, ночь была не темной. Мягкие лучи лунного света позволяли хоть что-то разглядеть на небольшой лесной поляне.

Боль постепенно ослабла, взор прояснился, но на Шака накинулась новая напасть – предательски заныл живот, которому в бою тоже немало досталось. Душевных и физических сил позорно проигравшему схватку так и не хватило, чтобы приподнять рубаху и посмотреть на узкую полоску ушиба, оставленную на его теле лопатой. Однако Шак точно знал: инструмент гробовщика был недостаточно острым, и поэтому силы удара не хватило, чтобы вспороть ему живот. Вот так всегда: в мешке с навозом обязательно да найдется медная монетка, а на десяток плохих новостей непременно придется одна хорошая.

Возвращение на дорогу было болезненным и трудным. Шак не помнил, сколько раз он спотыкался и падал, раздирая в кровь ладони с коленями, а сколько десятков раз, как слепец, натыкался на деревья лбом. Однако препятствия, с которыми ему приходилось сталкиваться, притом в буквальном смысле, возмущали лишь тем, что приводили к задержкам. Тело бродяги настолько потеряло чувствительность, что уже не реагировало на новые ссадины и синяки.

Наконец-то лес закончился. Шак вышел на дорогу приблизительно в том же месте, откуда и зашел в чащу. Ошибка всего в двадцать-тридцать шагов – очень хороший показатель для ночного скитания по лесу. Телега была на месте, никуда не делись и лошади, а вот круглой, как отполированный до блеска шар, головы Семиуна не было видно за конскими холками да крупами.

«Наверное, парень спит», – решил Шак и, подволакивая попеременно то одну, то другую ногу, направился в сторону повозки. К счастью, вокруг не было ни души. Любой человек, пусть даже напрочь лишенный чувства юмора, покатился бы со смеху, видя, как неуклюже передвигался бродяга. Шак шел, будто марионетка в руках неопытного кукловода, запутавшегося в сложном управлении нитями: то заваливаясь на один бок, то неестественно выворачивая конечности, путаясь в собственных ногах и совершая неприличные телодвижения. «Надо бы его как следует пожурить. Не дело дрыхнуть, пока я охочусь на опасного мерзавца. А если «монах» выбежал бы к телеге? А если бы ножичком по горлу спящего недотепы полоснул? А вдруг и полоснул?!»

Шак не на шутку испугался за компаньона и побежал, отчего мышцы еще больше заныли, а движения тела стали еще более неестественными: резкими, отрывистыми и смешными.

Дурные предчувствия не оправдались. На телеге не лежал хладный труп с перерезанным горлом. Семиуна вообще поблизости не было, а возле переднего правого колеса валялся разряженный самострел. Стычка с гробовщиком все-таки произошла. Лекарь выстрелил в него, наверное, лишь ранил, а может, совсем промахнулся и, позабыв о собственных ранах (а такое иногда бывает, когда ты на взводе) и руководствуясь юношеской глупостью, погнался за ним в лес, где, скорее всего, и угодил в ловушку. Иного объяснения исчезновению компаньона Шак не находил. Ему нужно было срочно возвращаться в лес и искать тело напарника, возможно, лишь бессознательное, а не бездыханное.