Наживка для крокодила - Вячеслав Денисов

А что касается убийства Тена… Так оно раскрыто! В морге отдыхает труп некого Шарагина.

В суматохе последних событий у меня совершенно вылетело из головы, что нужно позвонить в экспертно-криминалистический отдел. Даже если результаты экспертизы покажут, что гильзы и пули с места убийства Тена идентичны тем, что появились в результате контрольного отстрела «ТТ» Шарагина, – это не есть факт того, что убийцей Тена является Шарагин. Однако если идентичности и не будет наблюдаться, то после всего произошедшего не исключено, что эти сволочи могут кого-нибудь заставить дать ложные показания и составить подложное заключение экспертизы. Слишком многое поставлено на карту.

Я защищался, как мог.

Несмотря на свою природную сдержанность, я чувствовал, что могу просто не выдержать такого скотского к себе отношения. В памяти еще сохранился эпизод с корейцами, и я сдерживал себя, сколько хватало воли.

Комиссия, состоящая из моральных уродов, которые не имели к розыску никакого отношения и провели в здании ГУВД за бумагами всю жизнь, пытала меня как стажера. Где моя профессиональная гордость? Почему я вместо того, чтобы раскрывать убийство, пьянствую? Каков мой моральный облик, если я развелся с женой? Ее опросили – моя чудная женщина! Чудная женщина пояснила, что все годы, проведенные со мной, она видела лишь побои и пьянки мужа. Как такое положение дел соответствует облику офицера милиции?

– Обрезанов, скажите, насколько велик процент раскрываемости у Горского?

– Невелик…

– Сколько преступлений он раскрыл в течение этого года?

– Двенадцать…

– Двенадцать?! По одному раскрытию на месяц?! Вы сколько уже работаете в уголовном розыске, Горский?!

– Вы забыли, что я раскрываю убийства, а не квартирные кражи, – вмешался я, понимая, что вопрос, заданный мне, риторический.

Возражение в ходе работы аттестационной комиссии подобно бензину, вылитому в костер. Обрезанов стоял чуть поодаль, отвечая на вопросы так, словно пытался протолкнуть меня в отверстие деревенского туалета. Единственное, что в милиции делают быстро, качественно и основательно, – это мажут в дерьме и втыкают в погоны новые звезды. В этом случае дело спорится. Сегодня настал мой час. Предупреждали ведь тебя, Горский, предупреждали…

Заключение комиссии – предупреждение о неполном служебном соответствии. Моя нога уже уверенно перенесена через черту с надписью «финиш». Примечательно, что перенесена без моей помощи. Еще одно дисциплинарное взыскание предупредительного характера исключено. Следующим этапом будет увольнение. Статья придумается сама собой. Кадровики ГУВД проявляют чудеса при решении этого вопроса. Я знаю офицера, уволенного за «грубое нарушение дисциплины», который рассказывал мне, что о нем сообщали в различные инстанции фантастические данные. Он увольнялся, оказывается, «за вымогательство», «за мошенничество», «за пьянки» и т. д. Дело в том, что люди, работающие в кадрах милицейского органа, не видят отличий между всеми этими понятиями. Не хватает элементарного образования. Так что я даже предположить не могу, за что уволят меня. Если исходить из моей специализации, то запросто могут «за убийство»… Господи, как глупо!.. Почему именно я должен оправдываться за то, что не сука, не трутень и не алкоголик?!

Когда я спускался по крутой лестнице с третьего этажа ГУВД, где заседала комиссия, за моей спиной, стараясь ступать тихо, плелся Обрезанов. Говорил же мне один старый-престарый вор: «Никогда, малой, никому не верь, и никогда ничего не проси». Я сейчас даже не могу вспомнить его фамилию, но эти слова отпечатались в моем сознании на всю жизнь.

Выйдя на улицу, я достал сигареты. Обрезанов прошел мимо к своей машине.

– Может, подбросишь? – Я склонился над зажигалкой.

– Конечно! – непонятно чему обрадовался Макс. – Садись. Ты куда сейчас? В отдел?

Он думает, что я идиот? Или хочет мне дать понять, что не случилось ничего страшного?

– Зачем в отдел? В гастроном, за водкой. А потом – по блядям. – Я удобно разместился в кожаном сиденье.

Добротные чехлы. Дорогие и уютные. Нет, чувство прекрасного и вкус к хорошим вещам у Обрезанова есть. Жаль, что только к вещам.

– Да брось ты! – Лицо Макса слегка исказило подобие улыбки. – Ну ты что, не понимаешь? Задача поставлена. Ее надо выполнять. А ты бы поступил по-другому, что ли?

– Конечно, в отдел, – невпопад продолжил я. – Куда же еще? Только по пути адресок один проверим? Я мигом.

Обрезанов решил, что трудный разговор закончился, обрадовался и согласился. Неужели он думал, что все и должно было закончиться именно так?..

… – Вот сюда, во двор. Здесь кент один проживает. Пойдем, тряхнешь стариной?

Пока Максим закрывал дверцу машины, я присел на капот. Ты даже не знаешь, что этот «колодец» – двор брошенной, приготовленной к сносу четырехэтажки?.. Хорош начальник уголовки, нечего сказать.

Я сложил на капот удостоверение и пистолет. Кивнул на них:

– Выкладывай.

Обрезанов понял и побледнел. Он слишком хорошо меня знал, чтобы сердить.

– Андрей, – я видел, как вмиг пересохли его губы, – брось дурить. Ты не первый день в милиции… Кому это нужно?

Он спрашивает меня, сколько я в милиции? Где-то я уже слышал этот вопрос. Кому это нужно? Мне.

– Если не выложишь пистолет и удостоверение, то мне сейчас придется бить рожу своему начальнику. А так поговорим как мужики. Давай, Обрезанов, не бойся. Я сейчас объясню тебе то, чего не смог объяснить, когда ты мне лет пять назад в рот заглядывал. Я тебя опером учил быть, а нужно было из тебя человека делать. Между этими понятиями иногда бывает пропасть. Может, и не знал бы я того стыда, который испытал. Выкладывай удостоверение!

Обрезанов повиновался, и я пошел на него как бульдозер. Я ненавидел его, так сказать, всеми клетками своего организма. Когда дорожка, мощенная битым кирпичом, закончилась и Обрезанов, упершись в стену, закончил пятиться, я встал в трех шагах сбоку. Меня вдруг обожгло мыслью о том, что если я сейчас начну, то могу потом и не остановиться.

И вдруг все схлынуло. Словно из ведра выплеснули воду. Мне стало жаль этого подонка. И мне нечего было ему сказать. Постояв еще секунд десять, я развернулся и пошел к машине. Обрезанов, как приговоренный к расстрелу, продолжал стоять у стены. Его пальто было перепачкано в известке и кирпичной крошке. Мой начальник был жалок.

За спиной остались ворота «колодца». Здание, которое готовится к сносу вот уже десять лет. Обрезанов знал это, потому что это была его территория. Еще с той поры, когда работал в отделе опером. Он догадался, но не остановил машину. Он понимал, что я попросил его отвезти сюда, чтобы здесь же и набить морду. Он, негодяй, догадался, но поехал. Макс желал возмездия за свою подлость. И ему стало бы легче, если бы он его получил. Тогда бы не чувствовал вины за свое предательство.