Ворлок из Гардарики - Владислав Русанов

– Пусть так. Но на Оркнейские острова я приплыл на корабле хевдинга Модольва Кетильсона по прозвищу Белоголовый. Это могут подтвердить все.

– А я подтверждаю, что выловил парня бултыхающимся с бочонком в обнимку на волнах между Фольстером и Рюгеном. Это как раз по пути из Волина на Хедебю. И он рассказал мне ту же историю. Слово в слово. У меня нет оснований не верить русичу.

– Особенно если колдуете вместе, – прошипел Лосси.

Его не удостоили даже взгляда.

– Я утверждаю – ничего подобного не было! – Отец Бернар не возвысил голоса. Говорил все так же ровно и спокойно, с непоколебимой уверенностью в собственной правоте.

– Было! – выкрикнул Вратко, сжимая кулаки. Слезы обиды были готовы брызнуть из глаз. Еще чуть-чуть, и словен кинулся бы в драку – попробуй удержи!

– Не было. Не было… – со снисходительной полуулыбкой покачал головой монах.

Они вперились друг в дружку взглядами и замолчали. У новгородца кровь стучала в висках и алая пелена застилала глаза. Отец Бернар улыбался уголками губ и поглядывал с чувством превосходства. Он не сомневался в своей победе.

Харальд расправил ногтем большого пальца усы.

– Как я понял, свидетелей нет ни у обвинения, ни у защиты, – сказал он неторопливо.

Молчание было ответом. Никто не озаботился подтвердить очевидное.

– Когда земной суд не может решить дело, приходится прибегать к суду небесному, – продолжал конунг. – Пускай Господь разрешит ваш спор.

Викинги переглянулись. Похоже, подобного решения сурового правителя не ожидал никто из них.

Первым нарушил молчание Торольв, епископ Бирсейский:

– Надо ли понимать, мой король, что вы назначили поединок между этими двумя людьми?

– Божий суд предусматривает не только поединок, – вмешался ярл Торфинн. – Думаю, эти два бойца искусства нам не покажут.

– Я хотел бы напомнить вам, что отец Бернар – священнослужитель. Следовательно, он не обязан брать оружие в руки! – Голос епископа зазвенел праведным гневом.

– Я готов и к испытанию огнем! – воскликнул Вратко решительно, хотя отваги он как раз не ощущал. Наоборот, сердце так и норовило скрыться в пятках. Кто он такой, чтобы на божьем суде тягаться с монахом? С Иисуса Христа станется сотворить очередное чудо – одно из тех, о которых рассказывал их уличанский священник. Вот и выйдет Бернар праведником, а он, Вратко, брехливым псом.

Конунг сверкнул глазами на болтунов, и те быстренько окоротили языки.

– По нашим законам каждый из них может предложить бойца вместо себя. Так будет даже честнее. Мне и в голову не приходило стравить монаха с купеческим сыном. Это так же смешно, как выставить на петушиных боях две курицы. Предлагайте…

Харальд тяжело опустился на кресло. Хоть он и оставался крепким, как дуб, а пять десятков лет в ларец не спрячешь, дают о себе знать время от времени.

– Кто желает биться на божьем суде за отца Бернара? – спросил ярл Торфинн.

– Я! Я хочу! – заорал Лосси-датчанин. Даже на цыпочки приподнялся от нетерпения.

– Я буду драться за честь отца Бернара! – Светловолосый Модольв Кетильсон шагнул вперед, расправил плечи. Выглядел он гораздо опаснее датчанина. Только кто их знает, северян, на что каждый способен?

– Я выбираю хевдинга Модольва, – твердо проговорил монах.

Суровый конунг кивнул, как показалось новгородцу, вполне благосклонно.

– Кто хочет драться на поединке за правду Вратко из Гардарики?

– Я! Нет, я! – почти одновременно выкрикнули Олаф и Асмунд. Посмотрели друг на друга, набычились.

– Я буду драться на божьем суде! – звучно произнес Хродгейр. – Слышали, вы, оба!

Викинги обернулись к предводителю. На их лицах, обрамленных у одного рыжей, а у второго цвета спелой пшеницы бородами, застыли по-детски обиженные гримасы. Отняли у малышей любимую игрушку, и все тут…

– Что скажешь ты, Подарок Ньёрда? – спросил Харальд.

– Не знаю… – промямлил Вратко, ощущая, что сам себе готов дать затрещину. Это ж надо! Влез, не спросясь, а теперь из-за него могут убить человека. Причем человека, спасшего словену жизнь. Олаф и Асмунд, конечно, выглядят крепче Черного Скальда – и выше, и в плечах шире, и ладони, что караваи хлеба, но ведь и Хродгейр не зря стал вождем? Наверное, не только за острый язык и мастерство в сочинении вис? Однако решить, кого из троих отправить на поединок, Вратко не мог. Не поворачивался язык.

– Мой конунг. – Скальд прервал затянувшееся молчание. – Этот молодой русич мало знаком с нашими обычаями. Я прошу о праве участвовать в божьем суде для себя, ибо я главный свидетель его правоты. Я свидетельствовал перед конунгом. Позволь мне свидетельствовать и перед Богом.

– Это разумно, – поддержал его ярл Торфинн. – Это справедливо.

– Хорошо, – согласился Харальд. – Пусть будет так. Распорядись, чтобы подготовили место для поединка.

Сказав это, норвежский правитель встал и направился в дружинный дом, давая понять, что всем пора расходиться.

Божий суд назначили на рассвете. Доброе время, хорошее время. Каким бы богам ни молились люди, а начало нового дня почитают все. Поднявшееся над окоемом солнце, податель жизни, не допустит несправедливости. Черное колдовство потеряет силу под его лучами. И людям лучше приступать к бою, посвященному богам, утром, с чистым сердцем и ясными помыслами.

Хродгейр, как и Модольв, остался на подворье ярловой усадьбы. Им предстояло провести ночь в посте и молитвах.

Дружинники Хродгейра, возвращаясь к «Слейпниру», бурно обсуждали предстоящий бой. Олаф и Асмунд быстро забыли обиду и теперь предрекали скорое поражение Модольву. Гуннар качал головой и теребил бороду.

– Конечно, Хродгейр боец каких поискать, – задумчиво произнес Сигурд, шагая рядом с Вратко. – Немного есть мечников, равных ему, от Халаголанда до Вике. Но и Модольв не так прост. Разное про него рассказывают…

– Между Хродгейром и Модольвом как-то вышел спор, – отрывисто бросил кормщик. – Они не смогли решить его. Все шло к хольмгангу, но… Дело было перед войной с Данией. Черный Скальд не желал нарушать королевский приказ, запрещающий поединки. Он – вождь, а не берсерк. Модольв Кетильсон тоже не стал настаивать, но, поговаривают, у него были свои резоны отказаться от боя. Теперь они оба могут решить сразу два спора – ваш с монахом, нынешний, и свой, старый.

– А из-за чего они поссорились? – спросил Вратко, просто чтобы что-то сказать.

– Зачем мне выдавать чужие тайны? – тряхнул бородой Гуннар. – Спросишь его сам. После. Если Хродгейр сочтет нужным, то ответит.

Они вернулись на стоянку. Норвежцы до поздней ночи жгли костры, шутили и пели песни. Новгородцу же кусок не лез в горло, не говоря уже о веселье. Видя его состояние духа, старый Сигурд хлопнул парня по плечу: