Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова

…День не задался с самого начала.

Мы с Сергуней проспали, Идисюда сожрал всю сырокопченуюколбасу, оставшуюся от ужина, и к тому же Филипп, которого я проследила от домана Бармалеева до ближайшего кафе на Большом проспекте, наотрез отказался сомной знакомиться.

Он совсем не был похож на свою безликую сестру.

Высокий, с идеальной фигурой, с идеальным черепом сидеальным разворотом ключиц в идеальном вырезе ворота идеальной рубашки, —что он делал тут, на этой улице в этом городе, в этой стране? И что это забесполая и расплывчатая специальность — «сотрудник Эрмитажа»?..

Филипп заказал чашку кофе и два бутерброда, сел за столик уокна и развернул устрашающего вида журнал с самым тоскливым названием, котороетолько можно себе представить: «МУЗЕИ МИРА». Он держал чашку, как Киану Ривз,жрал свои бутерброды, как Бред Питт, и перелистывал страницы, как Майкл Дуглас.Он был похож на весь Голливуд сразу.

Я же в лучшем случае была слабой копией киностудии Довженко.

И тем не менее мне хватило наглости двинуться к его столику.

— Вы позволите? — спросила я ангельским голосом. Онподнял на меня идеальные глаза Хью Гранта и в недоумении выгнул идеальные губыПирса Броснана.

— Не понял? — интонации Шона Коннери в роли агента007 я узнала сразу.

— Вы позволите присесть?

Это прозвучало вызывающе, если учесть, что кафе было почтипустым. Филипп Кодрин пожал плечами, он не сказал ни «да», ни «нет», онпереложил всю ответственность на меня. Я села (с полным ощущением того, чтосажусь задницей на кактус) и принялась болтать ложкой в своем кофе. Какподступиться к этому сводному отряду кинематографических красавцев, я не знала.И потому пошла по проторенному пути: любопытная маленькая девочка познает мир.

— Интересный журнал?

Он даже не поднял головы, а спустя минуту тихо и отчетливопроизнес (ни дать ни взять Энтони Хопкинс в роли доктора Ганнибала Лектора [17]):

— Прекратите.

— Что?

— Прекратите болтать ложкой. Это неприлично.

Я вынула ложку и демонстративно стукнула ею о край чашки. Нанесколько мгновений за нашим столиком воцарилась тишина, прерываемая толькошелестом страниц. Глядя на идеальный пробор Филиппа Кодрина, я судорожноразмышляла, как бы мне подсечь этого душку. Я могу продолжить тему «Музеимира», но это закончится крахом: один-единственный раз в своей жизни яоказалась в опасной близости от музея, и то только потому, что покупала вларьке по соседству пасхальное яичко (подарок вероотступнице Кайе) и индийскую шаль(подарок Монтесуме-Чоколатль).

Я могу поговорить с ним о погоде, я могу поговорить с ним одостоинствах (недостатках) кофе, который варят в этом заведении. Я могу сказатьему, что он мне понравился, в конце концов! Интересно, какой я буду по счету?

…Должно быть, моя умственная деятельность проходила стольэнергично, а извилины с таким скрежетом терлись друг о друга, что я наконец-топривлекла внимание Киану — Бреда — Майкла-Хью — Пирса — Шона-Энтони-Филиппа.

— У вас что-нибудь случилось? — спросил он.

— Почему вы спрашиваете?

— У вас такое лицо… И вы так на меня смотрите…

— Разве?

Ну вот, пошло дело. Он уже оценил ситуацию, он первымпротянул мне руку. Я могу сказать, что никогда не видела такого мужественноголица, обычно на мужчин это действует. Так же как и легкая эпатажность, так жекак и элемент провокации в поведении женщины. На то, чтобы обнюхать друг друга,нам хва…

— Вы очень симпатичная девушка… О, счастье! Тынаконец-то рассмотрел!

— Правда? — Я вложила в свой вопрос всезастенчивое кокетство, на которое только была способна.

— Да. Но я попрошу вас на меня не таращиться.

— Но…

— Я просто хочу спокойно перекусить. Вот и все. Неужелимое желание так неестественно?

Сукин сын! Хотя, с другой стороны, его можно понять. Такаясовершенная красота есть разновидность уродства. Во всяком случае, она так жераздражает глаз. И несчастный Филя, судя по всему, стесняется своей внешноститак же, как стеснялся бы бородавок на руках. Но бородавки всегда можно свести,а вот идеальную голову под нож не пустишь. Жалко.

— А мое желание? — неожиданно даже для себясказала я.

— Какое желание?

— Мое желание так же естественно, как и ваше, — ярешила идти ва-банк. — Я вижу красивого мужчину и не могу отвести от неговзгляд.

Он захлопнул журнал и хмуро уставился на меня.

— Вам кто-нибудь объяснял, что неприлично приставать кнезнакомым? Особенно если они совсем не жаждут с вами познакомиться.

— Это не тот случай, — я прищурила глаз. —Понятие «приличие» к красоте неприменимо. Красота вообще неприлична.

— Наглая девица, — с удовлетворением констатировалФилипп.

— Какая по счету из наглых девиц, которые к вамклеятся? — меня заносило, и я чувствовала это. Но терять все равно былонечего.

— Вы даже не в третьем десятке.

Вот тут-то я и прокололась, и все из-за чертовых, годамикопившихся штампов, от которых не так просто было отделаться. Никакихоригинальных идей, никакого разнообразия! Даже не соображая, что делаю, я томнопровела языком по губам, коснулась пальцами шеи и опустила ресницы.

— Шлюха, — спокойно сказал мне Филипп и поднялсяиз-за стола. Кофе он так и не допил.

Жаль, что у нас нет своего профсоюза. Я подала бы жалобу нанепристойное поведение клиента. Честное слово.

Посидев за опустевшим столиком еще несколько минут, я съелабутерброд Филиппа (к одному из них он так и не притронулся) и погрузилась втягостные размышления. Филипп сорвался с крючка, он оказался равнодушен кбесплатным женским прелестям. То ли примерный семьянин (такой же, как ипапочка), то ли озверевший импотент, то ли все свое время тратит на иссушающуюблизость с эрмитажными экспонатами. В любом случае моя миссия провалилась, хотяодин урок из этой безобразной сцены я извлекла: не все мужчины жаждут женщинуздесь и сейчас.

Был еще и второй урок, но о нем я думать не хотела.

Я совершенно не умела существовать в плоскости, отличной отплоскости кровати, я пыталась мостить дорогу грудью там, где нужны были хотя бызачатки мозгов, я не знала, что делать с мужчинами, кроме как пытаться ихсоблазнить. Мать твою, я даже никогда не была в музее!..

С уходом Филиппа день окончательно смазался. И чтобы придатьему хоть какую-то цель, я заказала вина. Потом ликера. Потом водки, твердопамятуя о том, что ни в коем случае нельзя пить по нисходящей. Спиртноенесколько меня утешило, и я решила поискать другие пути к Филиппу и, еслиполучится, выдвинуть к нему троянского конька-горбунка Сергуню Синенко. В концеконцов, Сергуня — журналист. А ведь всего лишь несколько дней назад убит бывшийзять Филиппа Кодрина, а за год до этого погибла сестра. Так что внимание прессывполне оправдано.