Блистательный Химьяр и плиссировка юбок - Лев Минц

Бельгия — страна небольшая и как государство существует недавно, с 1830 года. До этого составившие королевство земли прозывались и герцогством Бургундия, и графством Фландрия, и графством Брабант, и прочая, прочая, прочая. Часть нынешней бельгийской территории подчинялась некогда французским королям, часть — входила в состав Нидерландов. Потому и говорят в Бельгии на двух языках: французском и фламандском, почти не отличающемся от голландского. А поскольку договориться между собой фламандцы и франкоязычные валлоны никак не могли (и отнюдь не только из-за разницы языков), решено было с конца 1960-х все в стране разделить по языковому признаку. И даже армию (представляете себе, сколь «огромна» армия этой крошечной страны, если с ней можно сотворить такое!): одни части — «французские», другие — «фламандские». Тут без курьезов не обойтись. Можно, к примеру, услышать историю о выпуске в офицерском училище. Курсанты — уже бельгийские офицеры, но служить им придется в разных частях. Полковник командует:

— Внимание, господа офицеры! Валлоны — напра-а-… а фламандцы нале-е… во!.. Лейтенант Кац! А вы что стоите, как засватанный?!

— Господин полковник! — отвечает лейтенант Кац. — А куда нам, бельгийцам?

Удивительно! Во-первых, Кац — и бельгиец. А во-вторых, и впрямь: куда ж податься бедному бельгийцу Кацу?

Ну, положим, ничего смешного в «бельгийскости» лейтенанта Каца нет, коль уж он является подданным бельгийского короля (с тем же успехом советский лейтенант Кац имел бы право называть себя — и быть — советским офицером).

А вот со вторым… И вправду: что делать еврею, волею судеб затесавшемуся в такую вот историю?.. Но дело еще и в том, что евреи в этой маленькой стране тоже не составляют однородной массы.

Когда вы идете по Брюсселю и видите вывеску «Адвокат Ж.-П. Кастро» или «Дантист Перес д’Оливейра», можете не сомневаться: хотя бы на Йом-Кипур, а в синагоге вы их встретите (еврей, как известно, каким бы вольнодумцем и атеистом ни был, а в синагогу на Йом-Кипур зайдет всенепременно). И мэтр Кастро зайдет, и Перес д’Оливейра. Причем не просто в синагогу, а в синагогу сефардскую, куда столетиями ходила семья и где каждый из них обязательно встретит старых знакомцев. Идиша там не услышать, но, боюсь, и языка ладино (он же испанско-еврейский) — тоже. Там (особенно в Брюсселе, Льеже и Шарлеруа) говорят по-французски. Но во фламандскоязычных городах те же Кастро, Франко и Карвальо общаются в синагоге все же на ладино. Ну, быть может, и на французском немного, хотя на улице щеголять им не будут. В Антверпене, однако, в крупном еврейском квартале на Пеликаанстраат повсюду звучит идиш — да какой! И под Жмеринкой такой не везде услышать можно было (а уж теперь-то и точно не услышишь). А на шабес и по праздникам здесь все облачаются в супертрадиционные еврейские ашкеназские одежды, словно в иерусалимском квартале Меа-Шеарим или в отдельных уголках Бруклина (ну и конечно, во многих других местах; но чтобы вот так, улица за улицей, — это только на Пеликаанстраат в Антверпене).

Автор этих строк искал в Антверпене сефардскую синагогу, бродя по всему кварталу. Это был тот классический случай, когда язык за границей выбрать было не сложно, прибегнув к известной формуле: «Мамес-лошн везде поможет». (Для тех, кто не в курсе: «мамес-лошн» — «язык матери» на идише.) Но вот толком объяснить, как найти синагогу, мало кто мог. А поскольку еврей не в состоянии просто сказать: «Я не знаю» (или в более философской форме «Вейс их?»), — мне начинали объяснять:

— Их же очень мало.

Или:

— Она обычно закрыта.

Получалось, что разговор идет о каких-то немногочисленных чудаках, которые вообще-то евреи, но только какие-то не совсем похожие на нормальных евреев. Между тем именно евреи с Пиренейского полуострова и составляли долгое время основное еврейское население страны. А предки знакомых нам ашкеназов прибыли сюда из Польши, которая в еврейской географии означает территорию, многократно более обширную, нежели собственно Польша. И к моменту немецкой оккупации многие из них даже не имели бельгийского гражданства и без числа были истреблены немцами. Следует воздать должное бельгийскому сопротивлению, участники которого многим помогли спастись. Фламандский кардинал Ван Руй прямо с амвона в костеле объявлял, что помощь евреям — долг каждого верующего.

Потом ашкеназы натурализовались и, как это было во многих странах, составили в местной еврейской общине абсолютное большинство. Но вот как им удалось сохранить идиш среди фламандцев, язык которых схож с идишем даже больше немецкого, стоит задуматься. А с сефардами они говорят на иврите.

Возник вопрос и у меня: если бы фламандцы с валлонами общались между собой на иврите, то, может, и армию делить не пришлось бы?..

Во время описываемых нами событий Нидерланды включали значительную часть нынешней Бельгии; нас интересуют именно те северные протестантские земли, которые были некогда голландской частью Нидерландов. Евреи проживали в этой небольшой, менявшейся территориально стране (иногда — побольше, иногда — поменьше) с очень давних времен. Но известно о них не так уж много: да и их самих тут много не бывало. В принципе судьба голландских евреев не особо отличалась от судьбы остального племени во всей католической Европе: то изгонят, то обвинят в распространении «черной смерти» — чумы, то ограничат проживание набором определенных населенных пунктов сельского типа…

В 1556 году страна попала под власть испанской короны, после чего последовало вполне закономерное изгнание евреев: королем-то был тогда Филипп II, достойный продолжатель дела Фердинанда II Арагонского, очистившего от евреев метрополию. С какой стати ему было лишать себя этого маленького удовольствия и в Нидерландах? Заметим только, что изгнанные евреи принадлежали в основном к ашкеназскому званию.

Не будем гадать, были нидерландцы благодарны королю за изгнание евреев или нет. Достоверно известно одно: испанцев, католиков вообще и его величество лично они ненавидели всей душой. И потому с 1566 по 1609 год вели с испанцами упорную войну. В результате этой войны они добились независимости и признания испанцами своей протестантской веры. А последняя, между прочим, подразумевала личную ответственность каждого человека перед Богом. В том числе — в вопросах веры. Страна нуждалась в предприимчивых и — что очень важно! — заведомо антииспански настроенных людях. Иными словами, евреям вновь разрешили проживать в стране, и в нее стали прибывать изгнанники с Пиренеев, чьи звучные испанские фамилии и изысканный кастильский (и португальский) выговор, честно говоря, резали слух подуставших от всего этого нидерландских граждан.

Марраны же, привыкшие притворяться католиками и водить, по возможности, за нос Священную Инквизицию, стали по привычке основывать еврейские общины — да не простые, а тайные. А возводимые ими синагоги внешне подозрительно смахивали на католические костелы. Это им и в Испании не очень-то помогло, и в Португалии, а уж тут-то могли бы и сообразить, что ничего, кроме цорес (царатос — на еврейско-испанском и несчастья — по-русски), такая мимикрия не принесет. Но уж больно напуган был народ, чтобы взвесить все «за» и «против».