Десять историй о любви - Андрей Геласимов

Он кивнул с такой уверенностью, как будто сам только что спасал такую семью.

– Понятно, – вздохнул Потапов. – А ты что здесь делаешь?

– Я? – от резкой перемены в разговоре продавец растерялся, и взгляд его не успел убежать в сторону, замер на собеседнике, как уснувшая вдруг муха. – Так я эти телефоны продаю.

– С Мао Цзэдуном?

Продавец невольно опустил взгляд на книжку у себя в руке, но тут же внутренне подобрался.

– А в чем дело? Вы что, проверяющий?

– Да.

Мясистый взгляд продавца медленно набух раздражением.

– Никто не говорил, что на рабочем месте нельзя читать. Вы, вообще, от кого? Мне Толик сказал, что он сам будет за всем следить. Это он вас прислал?

Потапов знал один такой хитрый способ пожимания плечами, который даже с последнего ряда легко прочитывался любым зрителем как фраза «А ты сам разве не догадываешься?». На поиск и закрепление этого жеста с актерами у него однажды ушла целая репетиция, но оно того стоило, потому что работало безотказно. При условии «Догадайся сам» люди обычно предполагают, что их ждут неприятности, а вуаль умолчания многократно усиливает чувство тревоги.

– Ты мне пока телефончик продай. А после этого мы с тобой разговор продолжим.

Наблюдая за скованным теперь в движениях продавцом, делавшим какие-то свои отметки в технических документах, Потапов подошел к прилавку и взял раскрытую красную книжицу, которая лежала страницами вниз. Продавец настороженно покосился на этот жест, но смолчал. Он уже укладывал телефон в коробку. Потапов начал неторопливо перелистывать странички.

– Так вы все-таки от кого? – не выдержал молчания продавец.

– Я? – Потапов поднял на него заранее приготовленный по-детски открытый, лучистый взгляд. – Я от товарища Мао.

Руки продавца перестали теребить коробку. В глубине его мясистых глаз, как в океане, тенью кита прошла какая-то мясистая мысль.

– Вот здесь вот написано, что всякий империалист – это бумажный тигр, – продолжал Потапов, стремительно перекрывая продавцу обратный путь в адекват. – А хозяин твой… как его? Толик… Империалист?

– Да нет… У него, максимум, еще две торговые палатки. Ну, и веб-студия… Пара компов, трэшак… Не круто.

– Ага! Веб-студия. И через эту веб-студию Толик расползается грязным пятном по всему миру. Выходит, что он все-таки империалист. А значит – бумажный тигр. Так зачем же ты вкалываешь на бумажного тигра? Помогаешь ему шуршать бумажными лапами? Заметь, это сейчас не я с тобой говорю. Это товарищ Мао. Ты сам не чуешь – какой у тебя здесь косяк? Реально строишь капитализм. Чувак, а как же революция? Пепел Клааса уже не стучит в твое сердце?

С Уленшпигелем Потапова, конечно, занесло, однако сильно взволнованный к этому моменту продавец ничего не заметил. Тем более что Тиль тоже боролся с угнетателями. Позиция Потапова укреплялась еще и тем, что продавцу, по большому счету, было без разницы – прикалывается его странный клиент или нет. Сам он, очевидно, давно перешел эту грань, и то, что раньше являлось для него просто приколом, эпатажем, при помощи которого он бессознательно скрывал от окружающих свой неуспех в жизни, постепенно переросло в нечто большее и стало способно скрывать его статус даже от него самого. Он уверовал в революцию, в Че Гевару, в Мао Цзэдуна, и эта агрессивная вера, как обезболивающие уколы, позволяла ему переносить успех в жизни других людей.

– Да я тут ненадолго, – прорвало, наконец, продавца. – Матушка просто достала. Говорит – иди работай, чего лежишь. А я что, лежу? Я размышляю. Мне надо затаиться, надо ждать. У Мао написано – в стратегическом отношении мы должны презирать всех врагов. Я презираю. Но дальше он пишет, что в тактическом отношении мы должны уделять врагам серьезное внимание. И тут еще матушка жилы из меня тянет… В общем, я решил пойти на разведку.

– К Толику нанялся?

– Ну да. Мы с ним когда-то в одном классе… Короче, враг сам по себе не исчезнет. Надо его изучить. Я, знаете, о чем на самом деле мечтаю? О джипе.

– Не слишком буржуазно?

– Да нет, погодите. Такой большой черный джип, с большим черным пулеметом. Реальное мясо. У меня в «Сталкере» был такой.

– Где?

– В «Сталкере». Компьютерная игра по вселенной братьев Стругацких. Вы «Пикник на обочине», надеюсь, читали?

Взгляд продавца уже не бегал по сторонам, а тяжело буравил Потапова из-под массивного бледного лба.

– Ну-у… неважно. Ты продолжай.

– Короче, выезжаешь на центральную улицу и начинаешь гасить во все стороны – та-та-та-та-та…

– Постой, но там же не все империалисты.

– Да мне по фигу – что империалисты, что их бараны. Уничтожим баранов – империалистам некого будет стричь. И если уж на то пошло – бараны гораздо хуже. Они ведь сами хотят, чтобы их стригли. Сами соблазняют сильных. А в Библии, кстати, написано, что горе тому, через кого соблазн приходит в мир. Тупостью своей соблазняют. Ни к чему не стремятся, ни о чем не мечтают, покорные как… бараны. Заранее согласны на свою жвачку.

– А ты мечтаешь?

– Конечно.

– О чем?

Продавец удивленно и даже слегка растерянно смотрел на Потапова, как будто вдруг потерял единомышленника:

– Как о чем? Я же сказал… О джипе.

В гостинице было прохладно, поэтому Потапов не спешил снять пальто. Вынув из коробки новый телефон, он переставил в него сим-карту из старого и посмотрел на часы. В Москве уже наступило утро.

Набрать знакомый наизусть номер снова оказалось непросто. Дважды доходя до последней цифры, Потапов нажимал отбой, а затем стоял у окна и решался на третий.

– Приве-ет, – негромко прозвучал, наконец, в трубке бесконечно милый, заспанный голос. – Ты куда пропал?

– Я недалеко… Натуру отъехал поискать для съемок.

– Сбе-ежа-а-ал, – насмешливо протянул голос, еще чуть хрипловатый ото сна.

– Да нет, – беспомощно запротестовал Потапов. – Я просто…

– Ну и зря, – женщина на том конце улыбнулась, а он, подобно трепетному, изнывающему от любви псу, тут же уловил эту улыбку.

– Постой, ты что… получила результаты?

– Да-а, – торжество в ее голосе переливалось красками, на которые он даже не смел рассчитывать.

Весь долгий шестичасовой перелет из Москвы он погибал от страха за нее и от стыда за себя.

– И что? – выдавил Потапов.

– Возвращайся, – она помолчала немного. – Химия мне не нужна. Врач сказал – все в порядке.

Она шла по Рамбла со стороны площади Каталонии. Бульвар окутывал ее мягкими тенями и запахами, платаны источали прохладу, груды цветов благоухали в каждой торговой палатке. Воздух был матовым и от этого казался не совсем прозрачным. Миновав перекресток бульвара с улицей Портаферрисса, она поняла, как живется рыбкам в аквариуме. Ее движения стали плавными, ощущение веса покинуло ее, воздух сгустился, и в нем теперь можно было плыть.