Властелин Хаоса - Роберт Джордан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С нами еще девяносто четыре Хранительницы Мудрости, — промолвила Эмис и, помедлив, нехотя добавила: — Самые опытные в обращении с Единой Силой.
Похоже, Хранительницы не любили открыто признавать свою способность направлять Силу.
— Мы бы не взяли так много, но все как одна выразили желание идти, — начала объяснять Эмис, но, услышав покашливание Сорилеи, осеклась. На сей раз покраснела она.
Ну и чудной же народ эти айильцы, мысленно отметил Перрин, надо будет поинтересоваться у Гаула, неужто способность краснеть приходит к их женщинам с годами?
— Нас ведет Сорилея, — закончила Эмис, и старшая из Хранительниц удовлетворенно хмыкнула.
Перрин лишь покачал головой. Все, что он знал о Единой Силе, могло уместиться в наперсток — там бы еще и для большого пальца место осталось, — но у него был случай убедиться в возможностях Верин и Аланны, а Сорилея, он сам это видел, могла сотворить лишь крохотный язычок пламени. Ежели она самая сильная из всех, то шесть Айз Седай вполне могут стоить девяноста четырех Хранительниц. Но нынче Перрин не откажется и от помощи полевой мыши.
— Должно быть, они опередили нас миль на семьдесят-восемьдесят, — сказал он, — а то и на сто, ежели поспешают. Придется нам подналечь что есть мочи.
Когда Перрин снова взобрался в седло, Руарк и прочие айильцы уже поднимались вверх по склону. Перрин поднял руку, и Добрэйн двинул вперед своих всадников. Перрин не переставал удивляться тому, что люди, годившиеся ему в отцы и матери, мужчины и женщины, привыкшие повелевать, повинуются ему и следуют за ним.
Сейчас его больше всего беспокоила скорость передвижения. Он знал, что айильцы в кадинсор на марше не отстанут от конницы, но тяжеленные юбки Хранительниц, многие из которых к тому же были немногим моложе Сорилеи, внушали ему опасение. Как вскоре выяснилось, совершенно напрасно. Вместе во всеми прочими. Хранительницы Мудрости шагали вровень с лошадьми и на ходу тихонько переговаривались.
Впереди вилась пустая дорога — в дни Празднества Света никто не пускался в путь без крайней необходимости. Такой, как у них. Чем выше поднималось солнце, тем ниже становились окрестные холмы. Лагерем встали лишь в сумерках, когда, по прикидкам Перрина, успели преодолеть миль тридцать пять. Неплохой результат для столь большого отряда, а уж Айз Седай нечего надеяться пройти за то же время и половину такого расстояния, разве что они решатся загубить всех впряженных в их фургоны животных. Теперь у Перрина не оставалось сомнений в возможности перехватить Айз Седай прежде, чем они доберутся до Тар Валона. Догнать-то он их догонит, только вот что делать дальше?
Подложив под голову седло, Перрин растянулся на одеялах и с улыбкой взглянул на восковой месяц. На небе не было ни облачка, и даже ущербная луна давала достаточно света. Прекрасная ночь для охоты. Волчьей охоты.
Он мысленно выстроил образ молодого и могучего, полного жизни дикого быка с острыми рогами, поблескивавшими в утреннем свете, как полированный металл. Большой палец Перрина невольно пробежал по лезвию топора и острому клевцу. Стальные рога Юного Быка -.так называли Перрина волки.
Затем он послал этот образ в ночь, на поиски. Здесь должны быть волки, и они наверняка знают про Юного Быка. Люди, способные говорить с волками, встречаются нечасто, и весть о них разносится повсюду. Сам Перрин встречал лишь двоих. Один, с которым они подружились, рассказал Перрину о его способностях, а другой, бедолага, утратил человеческое начало. Заполонившие Двуречье беженцы рассказывали немало историй о людях, превращавшихся в волков, но все считали их детскими сказками. Однако трое утверждали, что сами встречали таких одичавших людей-волков, и хотя подробности их рассказа показались Перрину неправдоподобными, тревога, с которой поглядывали на его желтые глаза двое — женщина из Тарабона и мужчина с Равнины Алмот, — свидетельствовала в пользу истинности их слов. Невесть почему они подносили Перрину чеснок, который он жевал с большим удовольствием. Но отыскать подобных себе не пытался. Перрин ощутил волков, и ему открылись их имена — не в человеческом, словесном смысле, но связанные с каждым волком образы и ощущения, порой довольно сложные. Образ Юного Быка был весьма прост для волчьего имени. Имя, для себя озвученное Перрином как Две Луны, представляло собой образ окутанного ночью озерца с гладкой, как лед, — за миг до того, как ветерок с легким привкусом осени покроет ее рябью, — поверхностью. Висевшая в небе полная луна отражалась в озерце столь неискаженно и достоверно, что трудно было сказать, какая из них настоящая.
Некоторое время ушло на обмен именами и запахами. Затем Перрин мысленно обратился к волкам со своей просьбой. Я ищу опередивших меня людей. Айз Седай и мужчин с лошадьми и фургонами.
Разумеется, на самом деле посыл был гораздо сложнее: люди именовались двуногими, лошади — твердолапыми четвероногими, а Айз Седай — двуногими самками, прикасающимися к ветру, движущему солнце и вызывающему огонь. Волки не любили огня, к Айз Седай относились с еще большей опаской, нежели к прочим людям, но способность направлять Силу ощущали с легкостью, для них это было все равно что отличить белую кобылу от черной.
Ночное небо над головой словно завертелось, и мысленному взору Перрина предстала стоянка — костры, палатки, фургоны. Образ был несколько искаженный
— волки воспринимали все, и особенно вещи, сработанные человеком, иначе, чем люди. Повозки и палатки представлялись чем-то довольно неопределенным, костры опасно гудели, а лошади выглядели весьма аппетитно. Прежде чем достичь сознания Перрина, эти образы передавались от стаи к стае, но непосредственно возле лагеря находилась стая, возглавляемая волчицей по имени Вольная. Лагерь оказался больше, чем предполагал Перрин, а попросить волков сосчитать людей он не мог — они не имели представления о числах и, учуяв Айз Седай, вовсе не желали подступать к опасному становищу ближе, так чтобы Перрин мог сосчитать противников сам.
На вопрос, далеко ли находится становище двуногих, он получил более вразумительный ответ, хотя, конечно же, и над его расшифровкой пришлось поломать голову. Вольная сообщила, что она сможет добраться до холма, где сварливый самец по имени Полхвоста кормит свою стаю оленем, за то время, пока луна сместится по небу под определенным углом. Полхвоста сообщил, за какое время он может добраться до Кроличьего Носа, самца молодого, но весьма свирепого, — опять же в сопоставлении с возможным смещением луны. Таким образом ответ передавался от волка к волку, пока не достиг того, которого звали Две Луны. Старый беломордый вожак хранил исполненное достоинства молчание. Его стая находилась не более чем в миле с небольшим от Перрина, и он не мог себе представить, что Юный Бык не в состоянии определить точно столь ничтожное расстояние.
Насколько мог судить Перрин, расстояние до лагеря Айз Седай составляло миль шестьдесят-семьдесят. Завтра вечером он узнает, быстро ли оно сокращается.
Зачем? — Полхвоста прислал вопрос, помеченный его запахом.
Перрин заколебался — к волкам он относился почти так же, как к двуреченцам, — но все же ответил. Они посадили в клетку Убийцу Тени. Он знал, что так волки называют Ранда, хотя понятия не имел, придают ли они тому большое значение. Потрясение, наполнившее его сознание, уже само по себе было достаточным ответом, но подкреплением ему стал разнесшийся в ночи волчий вой, исполненный гнева и ужаса. Лошади боязливо заржали и забились у коновязей. Одни солдаты бросились успокаивать животных, другие настороженно всматривались во тьму, словно ожидали нападения огромной волчьей стаи.