Сталин - Дмитрий Волкогонов

На суде, проходившем в здании Дома офицеров на Литейном проспекте, присутствовавшие не услышали покаянных речей Вознесенского и Кузнецова. Свой шанс совести они реализуют через годы, посмертно. Те, кто был на процессе, знают, что Алексей Александрович Кузнецов в последнем слове сказал: «Я был большевиком и останусь им; какой бы приговор мне ни вынесли, история нас оправдает…»

Верховный суд СССР под председательством А.А. Волина, прекративший в апреле 1954 года «ленинградское дело», извлек из него обвинение, которое было предъявлено в сентябре 1950 года. В нем говорилось, что «Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко, Закржевская, Михеев (в документе не проставлены инициалы. – Прим. Д.В.) признаны виновными в том, что, объединившись в 1938 году в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б) с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК… Для этого пытались возбуждать недовольство среди коммунистов Ленинградской организации мероприятиями ЦК ВКП(б), распространяя клеветнические утверждения, высказывали изменнические замыслы… А также разбазаривали государственные средства. Как видно из материалов дела, все обвиняемые на предварительном следствии и на судебном заседании вину свою признали полностью…» Как эти признания добывались, сообщил 29 января 1954 года Турко, тогда еще заключенный:

«… Я никаких преступлений не совершал и виновным себя не считал и не считаю. Показания я дал в результате систематических избиений, т. к. я отрицал свою вину. Следователь Путинцев начал меня систематически избивать на допросах. Он бил меня по голове, по лицу, бил ногами. Однажды он меня так избил, что пошла кровь из уха. После таких избиений следователь направлял меня в карцер, угрожал уничтожить мою жену и детей, а меня осудить на 20 лет лагерей, если я не признаюсь… В результате я подписал все, что предлагал следователь…»

Старые, испытанные методы, освященные волей и мыслью диктатора. В этом сталинском приступе насилия пали три человека, связанные и родственными узами: братья Николай Алексеевич Вознесенский, член Политбюро, Александр Алексеевич Вознесенский – ректор Ленинградского университета и их сестра Мария Алексеевна Вознесенская – партийный работник. Вырублена целая поросль замечательных патриотов Отечества. О том, что «дело» было шито белыми нитками, свидетельствует один факт. М.А. Вознесенской в качестве главного обвинения вменялось в вину, что она «разделяла в 20-е годы взгляды «рабочей оппозиции». Кстати, основанием для реабилитации послужили тоже смехотворные выводы, что «не имеется доказательств в том, что Вознесенская разделяла взгляды «рабочей оппозиции»…». А если бы имелись? Такое было тогда правосудие… Сталинское.

Всех расстреляли в Ленинграде. С.И. Семин утверждает, что, по некоторым сведениям, Н.А. Вознесенского еще три месяца после приговора продержали в тюрьме (может быть, «вождь» колебался – всю войну проработали вместе в ГКО; никто так много не сделал для развития экономики, как его заместитель). А в декабре, по чьей-то команде, рассказывал мне Сергей Ильич, Вознесенского в легкой одежде повезли в грузовой машине в Москву. Дорогой он то ли замерз, то ли его застрелили…

После ленинградской расправы волны насилия еще долго смывали людей в безвестие. Не только тех, кто знал осужденных, но и работников органов. Правда, иногда Сталин, по ему одному известным причинам, проявлял «милость». В октябре 1949 года Круглов сообщал Сталину:

«С 1943 года генерал-лейтенант И.С. Шикторов работал начальником УВД Ленинградской области; с 1948 года – в Свердловске. После ареста ленинградского руководства Шикторова вернули в Ленинград. Однако, как нам доносят, он «не очищает органы МВД области от лиц, не внушающих доверия». Шикторов продолжительное время работал при старом вражеском руководстве Ленинградской области». Предлагалось отстранить Шикторова и заменить его Т.Ф. Филипповым.

Сталин отстранить соглашается, но повелевает найти Шикторову другую работу. Случай крайне редкий. Обычно любые доклады-предложения подобного рода кончались однозначно трагически.

«Вождь» не мог допустить, чтобы его жертвенник был пуст. Сталин привык к насилию. Его поощряли безропотность обреченных, смиренность партии и народа. Он как-то прикинул: даже в пик чисток (в конце 30-х гг.) они прямо коснулись лишь 3–4 % населения. Это же сущий пустяк! Но зато какой послушной и управляемой становится масса, очищенная от скверны! Не все тогда видели, что растущая слава «вождя» сопровождалась спазмами, конвульсиями нового насилия. Этот пароксизм насилия труднообъясним. Страна быстро залечивала раны. Внутреннее положение отмечалось стабильностью. Никаких оппозиционных выступлений не было. Сплочение народа вокруг политического руководства, которое олицетворял Сталин, было реальным. Межнациональные отношения характеризовались внешней прочностью. Идеологическое влияние партии было безраздельным. И тем не менее в этих условиях Сталин, находясь в апогее своей славы, по-прежнему прибегал к насилию. Его пароксизмы временами захватывали то какой-либо регион, то ту или иную социальную группу или ведомство. Сталин, пробыв четверть века на вершине власти с помощью насилия, уже не мог обходиться без него. Именно этим объясняется его особое внимание к органам государственной безопасности и внутренних дел.

Берия, Круглов, Серов, Абакумов, другие «деятели» этих ведомств регулярно докладывали ему о положении дел в ГУЛАГе, являвшемся одним из важных резервуаров бесплатной рабочей силы. Однажды Маленков, зайдя к Сталину с очередным докладом, вынудил «вождя» совершить «гуманный акт». Он положил перед генералиссимусом справку, составленную начальником ГУЛАГа МВД СССР Добрыниным. Из нее вытекало, что в год 70-летия «вождя» в лагерях и колониях находится 503 375 женщин.

– Надо рассмотреть вопрос об освобождении тех, с кем находятся дети до семи лет…

Сталин долго всматривался в графы справки и в конце концов согласился с предложением Маленкова под влиянием его главного аргумента: на содержание детей в ГУЛАГе тратится 166 миллионов рублей в год… Вот чем объяснялась «гуманная акция» Сталина, предписавшего женщинам с детьми до семи лет отныне заниматься принудительным трудом по месту жительства! Но к этой категории, как повелел Сталин, нельзя было относить женщин, осужденных за контрреволюционную деятельность.

Однажды (дело было в сентябре 1951 г.) находящаяся в СССР делегация английских женщин – весьма редкое тогда событие – обратилась к пригласившей их стороне с просьбой разрешить посещение женского лагеря. Естественно, хозяева растерялись. Звонок в соответствующее управление МВД. Там, конечно, решить не могут. Обращение выше – к заместителю министра госбезопасности Серову. Тот тоже в этом вопросе бесправен. К министру Круглову. Та же картина. Выход на Суслова. И он ничего не может решить. Тот – к Маленкову. Лишь член Политбюро, переговорив со Сталиным, поставил свою подпись на разрешении… Лагерь, конечно, готовили, чистили, прибирали, инструктировали всех. 70 % женщин (кто выглядел хуже) вывели на работы вне лагеря. Английские гостьи встретились с вполне «сознательными гражданами», которые временно оказались здесь. Делегация даже оставила запись в книге «гостей», которую срочно изобрели: «На нас произвело большое впечатление, с какой непосредственностью люди подходили к нам. Везде чисто. Мы считаем, что это ценный эксперимент, который имеет успех…»