Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева

землю, прямо к его ногам, уткнувшись кудрявой головой в его измазанные сапоги. И сразу следом вошёл этот. Одет чуть обтрёпанно, но богато, одним взглядом оглядел их халупу, двор, его самого, по-хозяйски оглядел, что и говорить.

– Ага, вот ты где.

– Тебе чего? – решил он вмешаться.

Новый, уже повнимательнее взгляд.

– Твой спальник? – и кивком показал на лежащего на земле Артёма.

– А тебе чего до этого?

– Спальников сдавать положено.

Руки пришелец держал в карманах, там мог быть пистолет, риск слишком велик, и он, сжимая топор, не пряча, но и не выставляя напоказ, продолжил:

– Чегой-то сдавать? Как это?

– Не знаешь? – удивился пришелец, и глаза его стали хитрыми. – Это же спальник. Русские собирают их и вывозят на исследования. За укрывательство расстрел, а за сданного награда. Понял?

– Чего ж непонятного, – хмыкнул он. – И большая награда?

– Не мало. Сотня.

– Ну так катись отседова. За такие деньги я сам его сдам.

– Покачусь, – кивнул пришелец. – И первому же патрулю скажу, кого ты прячешь. Тебе расстрел, а сотня моя.

И повернулся уходить.

– Постой, – окликнул он его и, когда тот обернулся, перешагнул через Тёмку, подошёл сам. – И сколько за молчание возьмёшь?

– У тебя таких денег отродясь не было.

Спорить с этим было нельзя, правда – она правда и есть.

– Так… – начал он, наводя чмыря, прости господи, на нужное. Пистоля у того явно нет, а то бы стрелял сразу, так что на разговор пойдёт.

И угадал.

– Так давай вот что, – глаза пришельца хищно блестели. – Ты мне мальчишку, а я тебе… ну… ну, полсотни.

– Пошёл ты… Сотня, и пацан твой.

Они немного поторговались, и наконец тот уступил, вытащил из кармана руку и уже из нутряка достал пачку имперских. Протянул ему.

– Считай.

Он опустил топор и стал пересчитывать деньги, а пришелец шагнул к Тёме, властно ухватил того за волосы.

– Ты мой! Пошли!

И тогда он бросил эти бумажки, бесшумно поднял топор и качнувшись вперёд, точным ударом без замаха, чтоб не обернулся гад на свист, всадил лезвие до обуха в белобрысый затылок. Тот стоял, наклонившись, а от удара пролетел вперёд и упал не на Тёмку, а за ним. Тёмка вскочил на ноги, ошалело глядя на него.

– Цыц, – сразу остановил он мальчишку. – Малышню разбудишь. За ноги бери, сволочим его.

– Куда? – тихо спросил Тёмка.

– В отхожее, – сразу решил он. – Больше ж некуда.

Труп даже обыскивать не стали. Хрен ведь знает, какие приметы могут на вещах остаться. И бумажки эти – доллары имперские – сгребли и туда же, от греха. Потом он оставил Тёмку засыпать и перекапывать кровяную лужу и след, а сам сходил к терновнику за корзиной и Тёмкиными вещами. А вечером, когда Лизавета, уставшая от ходьбы и так ничего и не нашедшая, вернулась, сказал, что завтра с утра они уйдут, хотя думали остаться на этой одинокой брошенной ферме. Халупа-то целая совсем. Лизавета ни о чём не спросила. Она ему во всём доверяла…

…Артём и Санька баловались, гоняясь друг за другом с ковшом холодной воды.

– Хватит, мальцы, – остановил их дед. – Санька, промыл башку? Тогда пошли.

Артём послушно вылил воду обратно в кадку и шлепком вышиб Саньку в предбанник. Тот был без крыши, и их сразу ослепило синее по-весеннему небо. Квас в деревянном расписанном красными цветами туеске их уже ждал. Выпили по ковшику, строго соблюдая старшинство, вытерлись, оделись во всё чистое.

– Ну, – дед обеими руками распушил бороду. – Пошли, пока не выстыло. Пусть и бабы попарятся.

Не спеша, по скользкой талой тропинке прошли в дом. Бабка суетливо, подгоняя Ларьку и Лильку, захлопотала, чтоб отдохнули, пока они быстренько…

– Ладно тебе, – остановил её скороговорку дед. – Идите, пока пар держится.

– Тём, – попросила Лилька. – Вы без нас чаю с конфетами не пейте, ладно?

– Ладно-ладно, – засмеялся Артём.

И хотя почти всё было к чаю готово, они пошли в свою горницу и легли. Дед, как всегда, на лежанку, а Артём с Санькой на кровать.

Артём вытянулся на спине, привычно закинув руки за голову, рядом сопел Санька. Тихо, тепло, безопасно, тело приятно ломит, как после массажа или хорошей растяжки. Он бездумно и легко дремал, ничего не вспоминая и не опасаясь. Все страхи, боль, отчаяние – всё позади, будто и не было ничего, будто он и вправду… дедов внук и мамкин сынок, и не было ни питомника, ни Паласа, ни хозяина… а придут из бани бабка с Лилькой и Ларькой, будут все вместе пить чай, с конфетами и мёдом, а потом делать уроки для школы, а потом… Мысли путались, уплывая в тёплую мягкую темноту сна.

– Тём, вставай, – потрясли его за плечо.

Он рывком сел, ошалело моргая со сна.

– Лилька?

– Ага!

Красная, с туго обвязанной белым платком головой, Лилька смеялась во весь рот.

– А самовар на столе-е!

– Ага-а! – Артём зевнул и легонько толкнул в бок Саньку. – Вставай, чай пить будем.

Санька длинно с подвывом зевнул.

– А-а… а конфеты?

– Будут тебе конфеты, – вошёл в горницу дед. – Лилька, бабке помоги. Давайте, одевайтесь, а то не ровён час…

Артём, сразу поняв недосказанное, быстро натянул штаны и стал надевать рубашку. Ну да, в прошлую субботу как раз, они только за самовар сели, как пришли эти, из Комитета. С проверкой. Тогда обошлось, хотя везде нос сунули, обо всём спросили, но ведь если захотят прицепиться, то найдут, к чему. Что они втроём на одной кровати спят, а он знает, как о таком думают, поморщились ведь. Дед, правда, заговорил их, увёл в сторону, а всё равно…

– Давай, Санька, шевелись.

Санька со сна путался в рукавах и пуговицах. Артём помог ему, застегнул и аккуратно заправил в штаны рубашку. Штаны тоже новые, две недели, как купили. Всю одежду сменили, всем, и белья теперь у каждого четыре смены, Лильке ещё платье на занятия ходить. Сундук мамкин уже доверху набит, ну, почти доверху.

В кухне на столе большие, сверкающие красными цветами чашки, деревянная чашка с конфетами и туесок с мёдом. Расселись, бабка разлила чай. Первую чашку деду, вторую – Артёму. И дальше по старшинству.

Пили истово, не спеша и чинно. Ларька, правда, получил по лбу, чтоб не лез за мёдом. Мал ещё, накапает больше, а Лилька пусть следит за малы́м, она же старшая.

– Надо бы отделить её, – задумчиво сказал дед. – Не дело вот так спать, навалом.

– И тесно, – поддержал деда Санька.

Артём молча кивнул. Дед важно отхлебнул.

– Так что в понедельник к Филиппычу сходим. Кровать присмотрим.

– Да уж, – бабка