Наемник - Андрей Ливадный

– Это не так. Я командовал флотом планеты Элио. Но пространственная война не предполагает одного фронта. Сражения происходили одновременно в десятках звездных систем. Общее руководство Флотом Свободных Колоний осуществлял адмирал Воронцов. Вверенные мне силы базировались на Элио и контролировали ситуацию в восьми близлежащих звездных системах. Зачастую мы принимали участие в совместных масштабных операциях, но и в этом случае каждое подразделение отвечало за свой участок пространства, за конкретный клочок планетной тверди, вы понимаете, о чем я говорю?

– Вполне.

– Теперь несколько слов о послевоенном периоде. После капитуляции Альянса возникла сложная, я бы сказал кризисная, ситуация. Формально Флот Свободных Колоний является формированием союза Центральных Миров, но фактически большинство эскадр базируется на космодромах луны Стеллар и находится в прямом подчинении Воронцова. Он не пытался узурпировать власть, но на любом совете его голос является решающим. Во время войны единоначалие было необходимо, но сейчас каждая планета независима и способна проводить собственную политику. Воронцову это категорически не нравится. Он прилагает все возможные усилия для сохранения доминирующей позиции в решении любых вопросов. За ним – девяносто процентов флота, и нам приходится считаться с реальной угрозой.

– В период войны диктат Воронцова был абсолютен?

– К сожалению, да. Примерно с 2020 года на должности в генеральном штабе назначались лишь его ставленники, большинство глобальных решений принималось им лично, вся полнота верховной власти сосредоточилась в Форте Стеллар. После войны между нами начались конфликты и трения. Например, большинство в совете проголосовало против эвакуации периферии и коллапса пространства, которое мы называем «Обитаемой Галактикой», до границ скопления Центральных Миров. Кризис ситуации нарастает, и вскоре союз Свободных Колоний сохранится лишь на бумаге. Большинство планет сейчас формирует собственные космические флоты, – только так мы можем сохранить полученную независимость и не допустить диктатуры, исходящей из системы Рори.

– Грядет гражданская война?

– Надеюсь, что мы ее не допустим, – произнес Новак.

– Вернемся к нашим вопросам, – предложил Вербицкий. – Но сначала предлагаю переместиться в более удобное для разговора место. – Он жестом пригласил Андрея к ожидающему их флайкару.

* * *

– Итак, адмирал, если позволите, я изложу свою версию событий.

– Антон Эдуардович, – мягко поправил его Вербицкий.

– Да, простите, – Андрей все еще немного терялся в обществе двух легендарных личностей. – Постараюсь объяснять сжато. Я специализируюсь на чтении информации с искусственных нейронных носителей. Пропуская через свой рассудок память десятков модулей «Одиночка», различных годов выпуска и модификаций, я стал невольным участником сотен боев. Впервые мне доверили сбор данных еще в период войны. Мне тогда было пятнадцать лет. Как вы понимаете, воспитание, полученное мной в подземных убежищах Форта, предполагало слепую ненависть к противнику. Информация, которую мне удавалось извлечь из нейросетевых модулей вражеских «ИИ», имела в ту пору актуальный, оперативный характер, – в первую очередь в лаборатории попадали кристалломодули, доставленные с мест последних сражений. Среди адских картин техногенных битв мне и другим подросткам, работавшим на Управление разведки, удавалось локализовывать данные, касающиеся дислокации, численности, качественного состава подразделений противника, базирующихся в различных секторах пространства…

Андрей отпил из высокого бокала.

Место для продолжения разговора, выбранное Вербицким, находилось почти у самого обрыва, на краю мыса. Среди зелени недавних лесопосадок пряталось несколько одноэтажных строений, здесь же на небольшой поляне сервы накрыли стол.

– В ту пору эмоциональные впечатления не играли решающей роли. Жестокие картины боев воспринимались рассудком, но не анализировались им, – продолжил Кирсанов. – Молодость, максимализм, ненависть к противнику не позволяли глубоко сопереживать и объективно оценивать прожитое в виртуальном пространстве, и это, наверное, уберегло мой разум от безумия. Многие сверстники не выдерживали и сходили с ума, но я выстоял, повзрослел и много лет спустя, уже возглавляя лаборатории искусственного интеллекта, однажды начал задавать себе неудобные, спорные, с точки зрения официальной пропаганды и признанной истории, вопросы. Это произошло после знакомства со статьями доктора Эреста Норга Логвила.

– «Новейшие исследования»? – уточнил Новак.

– Да. Они публиковались в популярном ежемесячном обозрении «Все Миры». Некоторые мысли, высказанные в его работах, заставили меня задуматься, а повзрослевшее сознание, приученное спецификой работы к логическому мышлению, нашло сделанные Логвилом предположения небезосновательными. Тогда я стал искать подтверждение им.

– Что именно вас заинтересовало? – Вербицкий внимательно слушал молодого ученого, стараясь понять ход рассуждений Андрея, дать ему высказаться, ведь свежий взгляд на известные адмиралу проблемы мог стать настоящим откровением.

– Вопрос о сроках войны, ее целях, гипотеза о трансформации конфликта людей в противостояние созданных для войны искусственных интеллектов живо задели мое воображение, – ответил Кирсанов. – Я перепроверил данные, приводимые в статьях, и пришел к тем же результатам. Тогда, на основе известных цифр, я начал создавать математические модели вероятностей, пока не убедился, что Логвил не просто прав – он преуменьшил масштаб проблемы. Я брал данные статистики, вводил их в специальные программы, производящие расчет вероятностей для произвольно выбранного события, и в итоге получалось, что Свободные Колонии вообще не имели ни малейшего шанса победить.

– Однако мы победили, – вставил реплику Новак.

– Верно. Я ни на секунду не забывал об истинном развитии истории. Оставалось предположить, что не верны или намеренно искажены общедоступные исходные данные. Тогда я и начал искать ту загадочную, неизвестную мне силу, сражавшуюся на стороне Свободных Колоний, уравновесившую баланс, давшую отпор миллионной армии механизмов Альянса, руководимых модулями искусственного интеллекта.

– И как? Удалось отыскать? – Вербицкий откинулся в кресле, внимательно глядя на Андрея.

Тот кивнул:

– Нашел, но не сразу. Скажем так – я начал построение собственной гипотезы произошедшего, опираясь на косвенные свидетельства. Мне помогли воспоминания, относящиеся к сотням «прочитанных» сознаний боевых «ИИ». Глядя на происходящее их глазами, я совершенно иначе оценил поведение отчаянных бойцов колониальной пехоты, которые совершали чудеса героизма. Они без страха жертвовали собой, побеждали в практически безвыходных ситуациях, часто брали верх над противником, несмотря на его численное превосходство в технике. Приведу лишь один пример. В состав штатной бригады космической пехоты Флота Свободных Колоний входило двадцать пять серв-машин класса «Беркут», в то время как у аналогичных подразделений Альянса количество боевых планетарных механизмов исчислялось сотнями. При таком неравенстве сил не хватило бы никакого профессионализма, чтобы добиться победы. Но мы побеждали. Это факт, не находящий объяснения в рамках человеческих возможностей.