Дочь мента - Елена Рахманина

Прикрываю глаза, пытаясь загасить ревность и включить мозги. Будь у них что-то, он вряд ли отпустил бы её со мной. С другой стороны, возможно, он просто побоялся сдохнуть. Но если у них что-то и было, то кто в этом виноват кроме меня? На что я, блядь, рассчитывал, когда бросил её у подъезда и смылся, ничего не объяснив?! Да, наверное, в душе всё же считал, что забуду девчонку, что её судьба перестанет меня заботить, а горевшая во мне ревность пройдёт вместе с воспоминаниями о её губах. Но ни хрена…

– Я тебя тут не оставлю, – заявляю, пренебрежительно осматривая интерьер комнаты, давая понять, что думаю про это место.

Ульяна, которая до этого момента наливала из бутылки в стакан воду, замерла и уставилась на меня, будто видит впервые. Смотрю в её разъярённое лицо, рассматривая бьющуюся на виске венку и румянец на щеках, упуская из виду, как рука со стаканом дёргается и она опрокидывает на меня его содержимое. 

– Это, Скуратов, чтобы ты протрезвел, потому что ты, похоже, пьян сильнее, чем кажется, – глаза девушки горят лихорадочным огнём, её потряхивает, будто она сама не верит в то, что сделала, отлично понимая, что за подобное поведение любого на её месте ждала бы кара. – Ты попользовался мной как подстилкой, и теперь рассчитываешь, что я вновь наступлю на те же грабли?

Она пятится от меня, а я и сам не сразу понял, что надвигаюсь на девчонку как танкер, пока та не упирается задницей в подоконник. 

Подстилкой? В моей голове даже мысли подобной не возникало. 

– Когда это ты успела стать такой дерзкой? – подхожу впритык, заглядывая в напряжённые, но не испуганные глаза. Её одежда и волосы пропитались сигаретным дымом, и хотя я сам курил, но этот запах на других меня отвращал. А её хотелось облизать с головы до ног. Смотрю на неё и голод испытываю.

Стягиваю тёмные волосы, наматывая локоны на кулак, приподнимая выше её лицо, так что ей приходится вытянуться на носочках. С меня капает вода, попадая на её одежду, но я даже не помышляю вытереться, вместо этого провожу мокрым носом по её щеке, втягивая запах.

– Не дерзкой, а поумневшей, – отвечает со сбивающимся дыханием.

Касаюсь Ульяны, вдыхая аромат её кожи, останавливаясь в этом моменте. Мне не хочется, чтобы он кончался, потому что кажется, я ждал его не два месяца, а всю жизнь. Чувствую, как её тонкие пальчики ложатся мне на грудь, отталкивая от себя.  

– Ты меня уже оставил! Наигрался, надоела? Так зачем ты вновь появился? – её голос сдавленный, будто она вот-вот заплачет, а я не уверен, что смогу пережить её слезы. Моя мать и младшая сестра, копировавшая её поведение, порой пытались подобным образом воздействовать на меня, но, зная, что это всего лишь манипуляция, я ничего не испытывал. Бэмби же хочется утешить, прижать к себе и никогда не отпускать, но больше всего – защитить. Только знаю, что в данный момент сильнее меня ей никто не сможет навредить, однако и совладать с собой я более не способен. Остановившись у этого общежития, я уже всё для себя решил. Спустил тормоза и ехал по накатанной, зная, что всё может закончиться аварией, но сейчас это заботило меня меньше всего на свете.

– Я не хотел, чтобы тебе из-за меня причинили зло, – произношу правду. Противную, едкую, как кислота разъедающую язык и так давно не слетающую с моих губ. 

Ульяна поднимает удивлённые глаза. Вижу, как на её лице сменяется целая гамма эмоций: от недоверия до веселья. 

– И ты решил, что я поверю в твои благородные намерения? 

Обхватываю пальцами её щеки, будто хочу, чтобы у неё не было возможности отвести взгляд. Пусть читает правду в моих глазах.

– Ты понимаешь, кто я, глупая? Понимаешь, что с тобой может произойти, если мы будем вместе?

– А кто ты, Богдан, кто!? Я ничего не понимаю, в том-то и дело! – она сминает пальцами мою футболку и вновь пытается оттолкнуть. – Ты мне что-то объяснил?! Ты просто оставил меня одну выбираться из того болота, в которое я из-за тебя угодила! 

Отпускаю её, отходя в другой конец комнаты. Думать рядом с ней ни хрена не получается. Она здесь всё равно не останется, поэтому я бесцеремонно закуриваю, не спрашивая разрешения, прислонившись спиной к двери. 

– Ты знаешь, кто я. Убийца, – напоминаю ей, смотря прямо в глаза. Она вздрагивает, будто успела об этом позабыть, хотя я сегодня весьма удачно напомнил ей, на что способен. И знаю её отношение к таким, как я. У меня нет надежды на то, что она примет меня, но я не уверен, что сейчас это может изменить моё решение забрать её из этого убогого места. 

– Знаю, и тогда меня это не остановило, – произносит, приблизившись, – я помню, кем ты был раньше, и хочу понять, как ты стал тем, кем являешься сейчас. 

– Тебе кажется, что история об этом меня как-то оправдает? – стряхивая в раковину пепел, не отрывая от неё взгляда, разгадываю мотив её интереса. – То, что произошло, не снимает с меня вины за мои поступки.

– Я не судья и не священник, Богдан. Я просто хочу узнать тебя, – поясняет тихим голосом, направив на меня тот самый взгляд, который зацепил меня с первой встречи: слишком доверчивый и открытый, чересчур чистый для моего мира.

Во мне разворачивается настоящая борьба между желанием поделиться с кем-то той правдой, что носил всё это время, и продолжать держать в себе, под тяжёлым замком и железными путами, лязгающими каждый раз, когда погружался в воспоминания.

Тот день, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову, ещё много лет будет сниться мне в кошмарах. Я возвращался домой после посиделок с коллегами, когда мы отмечали мой первый крупный выигрыш в арбитражном суде. Казалось, я стоял на вершине мира и впереди меня ждало будущее, которым я смогу управлять. Безграничное и светлое. И я чувствовал себя сильным, удовлетворённый своими возможностями и положением, с самодовольством взирая на тех, кому не светят мои успехи.

Это случилось не так далеко от моего подъезда. Оставалось пройти каких-то пару метров, когда путь мне преградили внушительного вида мужчины. Им не нужен был мой кошелёк или содержимое портфеля с делами, которые планировал изучить. Перед тем как они затолкали меня в джип, я сделал всё, чтобы дать им отпор. Но до этого дня все мои спарринги проходили на ринге в равном бою, не говоря о мелких потасовках, в которых я всегда выходил победителем. Меня избивали методично, точно зная, где та грань, за которой я потеряю сознание. И краем этого сознания я понимал, что кому-то требовалось, чтобы я был в состоянии соображать.

В этот знаменательный вечер я и познакомился с Хмельницким. Тот сидел за тем самым резным деревянным столом, за которым потом будет отдавать мне поручения. 

Кое-как, с опухшими веками и затекающей в глаза кровью,, меня посадили на стул с шёлковой обивкой. Всё тело как одна сплошная рана, пульсировало от боли, и единственное чего мне хотелось в данный момент – сдохнуть.

– Надо же, ты не похож на своего отца, – заключил старый прожжённый бандит.  – Мне передали, что ты хорошо боролся.