Скверный маркиз - Барбара Картленд

Она вбежала к себе в спальню, плотно закрыла дверь и дрожащими от нетерпения пальцами разорвала доставленный ей с посыльным пакет. Он был от известной книгоиздательской фирмы, и, расправив лист дорогой плотной бумаги, Орелия прочла:

«Мэдэм.

Имеем честь послать Вам экземпляр Вашей книги стихотворений — мы их опубликовали — и работы лорда Артура Стэниона, изданные посмертно. Работы говорят сами за себя, а к публикации Ваших стихотворений нас подвигло чрезвычайно одобрительное отношение к ним книгопродавцев и консультантов. В счет будущих потиражных отчислений прилагаем чек на сумму в 50 фунтов стерлингов. Мы рассчитываем, мэдэм, что Ваше творчество возымеет большое внимание со стороны читающей публики, и будем признательны Вам, если в ближайшее время Вы сможете обсудить с нами возможность издания следующей подборки Ваших стихотворений или прозаических произведений, если таково будет Ваше предпочтение.

Остаемся, мэдэм, преисполнены к Вам глубочайшего уважения,

Уоткинс и Руфус».

Негромко вскрикнув, Орелия воззрилась на чек, словно не могла поверить в реальность его существования. Пятьдесят фунтов! Сумма показалась ей невероятной. Она взяла в руки экземпляр книги стихов и долго смотрела на нее, тоже еще не веря, что слова, над которыми она так долго трудилась, вдруг обрели собственную, отдельную от нее жизнь… Книжка выглядела изящно. На зеленом кожаном переплете прочитывалось название: «Лондон глазами наблюдателя». Никакого другого ключа к установлению личности автора не было, и Орелия вздохнула с облегчением: никому не догадаться, кто такой этот «наблюдатель».

Когда она работала над книгой дяди Артура, готовя ее к печати, ей пришла в голову мысль послать издателям и свои собственные сочинения — стихотворные… Она совсем не ожидала, что ее труд будет почти сразу же издан. И сейчас, держа в руке томик стихов, Орелия не слишком верила, что книга будет хорошо продаваться, как предполагают издатели: ну кому понравятся или могут показаться интересными стихи, изданные неизвестным, да к тому же анонимным автором! Да, благодаря лорду Байрону поэзия стала модным жанром творчества, но ее собственные стихотворения — так считала Орелия — вряд ли можно отнести к настоящей поэзии, а следовательно, что бы ни предполагали Уоткинс и Руфус, ее поэзия привлечет мало внимания. Возможно, все это она говорила себе в утешение, если ее попытка станет напрасной тратой сил и времени. Но сейчас ей было чрезвычайно приятно!

И пятьдесят фунтов — огромная сумма, и она заработала ее вот этими самыми стихотворениями… Орелия снова и снова взглядывала на чек. А потом ее осенило: теперь она сможет воздать должное маркизу за его доброту! Нет, не звонкой монетой и, конечно, не в счет тех денег, что он истратил на ее дорогие наряды, это невозможно, и она не настолько глупа, чтобы считать, будто ее туалеты стоят всего пятьдесят фунтов, это было бы каплей в море его затрат. Однако теперь она тоже может сделать маркизу подарок, и в этом нельзя будет усмотреть ничего необычного, если она сделает это в день его рождения…

Волнуясь, Орелия надела капор, плащ и сбежала по лестнице в салон, надежно упрятав чек в сумочку. Маркиз и Кэролайн, наверное, уже уехали на прогулку, их не видно, но герцогиня еще пребывала в салоне: к ней только что приехал с визитом ее старинный друг.

— Извините, мэм, — проговорила Орелия, присев в низком поклоне, — можно ли мне поехать в лавку? Мне совершенно необходимо кое-что приобрести…

Герцогиня с утомленным видом и неодобрительным блеском в глазах взглянула на Орелию, которая сразу же поняла, что ее сиятельство весьма порицает вмешательство внука в события последних дней.

— Попросите одну из горничных вас сопровождать, — кратко ответила ей герцогиня и обратила взор к гостю.

Очень обрадованная тем, что может ехать куда ей заблагорассудится, Орелия скользнула прочь и попросила дворецкого подать ей к крыльцу ландо, на котором обычно прогуливалась Кэролайн, а потом поднялась наверх в поисках домоправительницы.

Миссис Мэйхью, женщина в преклонных годах, состоявшая здесь в услужении больше тридцати лет, любезно порекомендовала в распоряжение Орелии одну из горничных в качестве сопровождающей.

— Лучше возьмите с собой Эмму, мисс, — посоветовала она, — последнее время она как-то неважно выглядит, и свежий воздух ей не повредит. Она из сельской местности, и, по-моему, для деревенских лондонский климат совсем не подходит. Им не хватает активного движения, без чего не обойтись в имениях его сиятельства, а здесь совсем не то…

— Я с удовольствием возьму Эмму, — согласно кивнула Орелия. Ей часто приходилось прибегать к услугам этой девушки, когда горничная, официально приставленная к молодым леди, находила затруднительным обслуживать одновременно Кэролайн и Орелию, а розовощекая, ясноглазая Эмма с ее мягким хертфордским акцентом всегда вызывала ее симпатию.

Стояла прекрасная солнечная погода. Почти непременный в Англии дождь прошел рано утром, и теперь все вокруг сияло свежестью и чистыми яркими зелеными красками, какие растительность приобретает после дождя, и они с особенным удовольствием поехали по оживленной Пикадилли на Стрэнд, в банк мистера Кутса. Эмма, в капоре из соломки, подвязанном черными лентами, сидела напротив Орелии, спиной к лошадям, и с любопытством озиралась по сторонам — до этого ей, едва достигшей семнадцати лет, приходилось бывать в городе очень редко.

Еще относительно недавно добраться из сельской местности до центра города можно было только по узким немощеным улицам, а Лондон был окружен множеством хаотично разбросанных мелких заводиков по производству кирпича, открытых столиков для чаепития по время пути, загончиков для скота, огородов и фруктовых садов, травяного цвета заплат из заболоченных полей… Но затем была выстроена Нью-роуд, чтобы эта дорога разделила городскую территорию и деревенскую. Это способствовало строительству новых лондонских улиц и площадей, а затем и нового моста через несколько раз по всему течению прихотливо меняющую свое направление Темзу — он был назван Вестминстерским. Вестминстерский мост стал вторым в городе после в прошлом единственного Лондонского моста, но не последним, так что отношения центра города и его окраин стали иными — доступными и оживленными. На одной из центральных улиц — Пэлл Мэлл — появились первые газовые фонари и стали быстро распространяться на другие участки Лондона.

Улицы теперь изобиловали рекламными объявлениями на специальных вывесках, иногда таких больших, что они перегораживали улицу, и высота, не ниже которой должны были располагаться эти вывески, должна была позволять проехать под вывеской всаднику, хотя и не всегда это правило соблюдалось. Для рекламы использовались круглые деревянные тумбы с афишами аукционов и театральных спектаклей и даже особые фигуры из папье-маше, что делало улицы Лондона такими красочно-пестрыми, что глаза разбегались смотреть.

— Ух, мисс! — то и дело восклицала Эмма. — Как тут все необычно! А вы только посмотрите на ту обезьянку, вон там, наверху! В красной жилетке! И на шарманке играет! А вон медведь танцует! Мне говорили об этом, но своими глазами я ничего такого отродясь не видала!