Симфония времён - Жоржия Кальдера

Дни шли за днями, и по мере продвижения Тринадцатого легиона число его бойцов стремительно сокращалось, не выдерживая ужасного, смертоносного натиска стихии, не позволявшей людям свободно перемещаться по собственному миру. Менее чем за неделю номер Четыре тысячи двенадцать многократно становился свидетелем того, как его братья один за другим гибнут под ударами безжалостной судьбы.

По большей части у них появлялись отвратительные симптомы, характерные для пепельной болезни, – в этом диком краю они проявлялись сильнее обычного. Другие солдаты просто сгинули, провалившись в зыбучие черные пески или упав в овраги, которые стали невидимыми из-за пыльной бури. Некоторым повезло еще меньше, их расплющила неведомая темная сила, царящая в здешних местах. Тела несчастных буквально оказались смяты в лепешку, как будто их прихлопнула гигантская невидимая рука: феномен, типичный для этих мест, необъяснимый, до сих пор никем не изученный, а главное, его возникновение нельзя было предвидеть…

Из трех тысяч легионеров, которых император отправил в Ашерон, дабы помочь армии этого маленького королевства и усмирить мятежников, лишь десять получили ранения в сражении. Однако путешествие через Мертвые Земли с их невыносимыми климатическими условиями обошлось солдатам куда дороже…

В ходе марш-броска выжили меньше тысячи человек, и номер Четыре тысячи двенадцать твердо знал, что их испытания далеко не закончены.

Повинуясь ментальному импульсу, номер Четыре тысячи двенадцать активировал карту-схему, заранее добавленную в их программу. Перед его мысленным взором появились светящиеся линии, наложившиеся на реальность: виртуальные контуры обрисовали рельеф окружающей местности, скрытый от глаз легионеров непроницаемой завесой пыли и пепла. Цифровой компас указывал на север, следовательно, им нужно было немного скорректировать траекторию движения.

Номеру Четыре тысячи двенадцать пришлось кричать изо всех сил – иначе яростный свист ветра заглушил бы его голос. Брат, сидевший рядом, номер Шестьсот восемьдесят, с видимым усилием кивнул – из-за толстых защитных очков и шарфа (им всем приходилось носить такую экипировку) его едва можно было узнать. Потом он, в свою очередь, проревел приказ, сообщая его следующему солдату, тот последовал его примеру, и так далее по цепочке.

Если бы они постоянно не проверяли направление, то давно заблудились бы в этом густом тумане. Именно поэтому номер Четыре тысячи двенадцать, поставленный во главе шеренги – благо усталость еще его не подкосила, а тело и все системы пока функционировали нормально, – периодически сверялся с картой, уточняя траекторию движения отряда.

Кажется, попытка донести это простое сообщение до других бойцов доконала Шестьсот восьмидесятого, окончательно подорвав его силы: он рухнул на колени и по пояс погрузился в пепел.

Левая рука легионера висела бесполезной плетью еще со вчерашнего дня: покрывавшие ее металлические пластины неестественно пощелкивали, как будто скрывавшаяся под ними плоть потеряла всякую силу. По доспеху потекла струйка характерного темно-красного цвета, после чего порывы ветра уносили с собой капли крови, быстро терявшиеся в тучах пыли.

Солдат страдал от боли – в этом не было никаких сомнений.

Номер Четыре тысячи двенадцать бросился к товарищу, намереваясь помочь тому подняться, но тут его барабанные перепонки едва не лопнули от пронзительного сигнала тревоги. Резкий звук существовал только в его сознании, однако все бойцы легиона чувствовали этот вой благодаря объединяющей их мысленной связи, установленной перед началом похода.

Предсмертный крик, знак того, что жизненные показатели одного из его братьев по оружию упали до красного уровня, – в последние несколько дней им приходилось слышать эту мрачную музыку почти беспрерывно.

Звук усилился, став почти невыносимым…

…а потом резко оборвался, сменившись тихим жужжанием.

Номер Шестьсот восемьдесят тяжело завалился на бок. Все кончено, больше ему ничем нельзя помочь.

– Двигаемся дальше! – прокричал номер Семьсот шестнадцать, с силой толкая номер Четыре тысячи двенадцать в плечо.

Последний даже не отдавал себе отчет в том, что остановился, протянув руку к упавшему собрату, – сказывались усталость и медленно подступавшее отчаяние. И вот уже у него в ушах звенит новый сигнал…

Сколько солдат погибло за минувший час?

Как и номер Семьсот шестнадцать, легионер, только что упавший к их ногам, проходил тренировки вместе с номером Четыре тысячи двенадцать. Это задание стало первым для них троих. Они вместе пережили чудовищные испытания, проходя обучение, претерпели муки слияния плоти с металлической броней и выжили, но здесь, посреди этой бесплодной пустыни ад открыл перед ними новую дверь, за которой разверзлась бездонная пропасть. В ходе полученного задания их товарищи гибли один за другим – и новички, и закаленные ветераны.

Командовавший отрядом легат погиб три дня назад, его судьбу разделили все до единого офицеры и унтер-офицеры.

Даже голос Ориона больше не звучал в головах легионеров. Прошло уже больше суток с тех пор, как Владыка всех разумов обращался к кому-то из них. Таким образом, не осталось никого, кто мог бы командовать выжившими.

Впрочем, сейчас это не играло никакой роли. Только одно имело значение: нужно добраться до высоких стен Пепельной Луны прежде, чем Тринадцатый легион окончательно перестанет существовать.

Номер Четыре тысячи двенадцать надеялся, что Гефест, руководивший их молниеносными атаками в Ашероне, сумел благополучно вернуться во дворец и не пал жертвой внезапно разыгравшихся бурь.

Несомненно, усталость сильно подкосила номер Четыре тысячи двенадцать, раз он стал позволять себе такие абсурдные мысли…

Гефест – бог механики, высшее существо. Вообще-то, ему не страшны ни ветер, сколь бы мощным он ни был, ни болезнь, ни даже неведомая темная сила, расплющивавшая легионеров. Он по природе своей неуязвим, в отличие от них, бедных смертных. Более того, как прочие божества, Гефест покидал Собор, лишь сидя на спине одного из крылатых стальных чудовищ, созданных императором, а потому путешествовал с немыслимой скоростью. Чего ему бояться?

– Если я вдруг выберусь отсюда, клянусь, горы сдвину, но снова увижусь с Ивлой, девушкой, о которой постоянно вспоминаю! – прокричал один из братьев, шагавших рядом с ним.

– И что ты будешь делать с этой Ивлой? – завопил в ответ другой легионер. – Детей ты ей все равно не заделаешь!

Сквозь дикие завывания ветра послышалось несколько смешков.

Легионеры частенько шутили на эту тему, очевидно, чтобы насмешками заглушить сожаления. Ибо такова жизнь имперского солдата: каждому вступившему в армию Ориона даровалась привилегия в виде божественной брони, однако обладание ею означало потерю определенных качеств, свойственных всем мужчинам…

Металл почти полностью покрывал тела легионеров, за исключением лица. Бо́льшая часть насущных потребностей организма удовлетворялась посредством многочисленных трубок и кабелей, соединенных с телом. Таким образом солдаты могли по нескольку дней обходиться без пищи, воды и сна, не страдали от голода, жажды и усталости. Они обладали удесятеренной силой и скоростью, и ничто не могло пробить броню, созданную богом богов.