Офсайд 3 - Алекс Джиллиан

Количество не заменит качество. Я становлюсь старше, и разделенный с объектом вожделения мой зверь успокаивается, прячется до следующего раунда. Странно, когда Лекси нет рядом, мои мысли обретают ясность, а будущее – очертания.

Могу ли я отпустить ее окончательно?

Этот вопрос самый сложный из всех, которые я задавал себе в последние недели.

Скорее, нет. Даже если я свяжу свою жизнь с Беллой, это ничего не изменит внутри меня. У нас с Лекси своя маленькая реальность, вселенная, которую мы разделили на двоих. И это не райский оазис, отнюдь. Наша вселенная горит в огне, и мы оба внутри сгораем, превращаясь в пепел, возрождаясь и сгорая вновь. Замкнутый круг, западня, из которой нет выхода. Но реальность снаружи сложна и многолика. Полная проблем, которые я обязан решить. У меня своя война. Внутри и снаружи.

Игрок. Я готовился к решающему матчу всю свою жизнь. Но ни один тренер не смог бы научить меня играть сразу за две команды. И у моей игры есть своя неуловимая мелодия, которую способен слышать я один. Однажды, спустя много лет, я наложу ее на ноты и сыграю своим детям. Если останусь жив.

Лекси

Я думала, что дом – это единственное место, где можно не ждать удара в спину. Святое место, где все мы черпаем энергию и силы для каждого нового дня. Я всегда так считала и была уверена, что эта святыня незыблема и нерушима. Я слишком часто ошибаюсь, отвлекаясь на вещи, которые не стоят моего внимания, на недостойных людей…

Не знаю, как случилось, что мой дом стал пристанищем скандалов и ругани. Черт возьми! Я так долго, так мучительно сложно шла к тому, чтобы устроить всем нам достойную жизнь. Сытую, спокойную. Я через ад прошла. Я потеряла себя, лучшего друга, надежду на будущее. Я так хотела верить, что хотя бы моя крепость, мои три кита существуют.

Моя собственная вина неоспорима. Каждый день, возвращаясь, практически приползая с работы, я принимала душ и вырубалась, чтобы утром снова начать по кругу… После гибели Мика все стало еще хуже. Я перестала нормально спать и есть. Меня съедала совесть, стыд, раскаянье. Никакие лекарства не помогали, да еще эти вызовы в полицию, где мне не давали забыть о случившемся. Целый месяц, или даже два, меня дергали на допросы, прежде чем оставить в покое, пообещав, что сообщат, когда дело сдвинется с мертвой точки. Я же знала, что оно не сдвинется никогда, развалится уже через пару месяцев. Люди, которые стоят за убийством Купера, никогда не будут осуждены. Только не американским судом. И когда я думала об этом, все внутри меня горело от гнева и ярости.

Ненависть дает нам силы жить дальше, ставить цели, расставлять акценты. Но вот только смакуя свою боль и лелея ярость, я пропустила нечто важное.

Сколько раз мама просила меня поговорить с Андреа? Десять, двадцать раз? Сколько раз я слышала, как мать кричит на отца, который делает вид, что его натянутые взаимоотношения между матерью и младшей дочерью не касаются? Когда их теплые и нежные объятия заменили нервные перебранки и раздельные спальни? Почему я не вмешалась? Разве много требовалось?

Маме было сложно, как и любой другой матери, чей ребенок проходит очередной этап взросления. Андреа вошла в тот возраст, когда родительская опека становится в тягость, когда хочется перечить, лгать, искать приключения на пятую точку и, найдя их, скрывать от родителей разбитое сердце. Это так знакомо и, кажется, было совсем недавно. Я справилась со своими ошибками в свои шестнадцать и была уверена, что каждая девушка должна получить уроки жизни. Сама. Поэтому я не вмешивалась. Мне казалось, я знаю достаточно.

Дреа знакомила нас с Джеком, и он всем понравился, кроме мамы. Но с ней все понятно. Я же не увидела в Джеке ни малейшей опасности, но если бы дело было только в нем. После той поездки, когда Андреа уехала с Джеком отдыхать, мама с папой жутко поссорились из-за того, что отец не остановил мою влюбленную сестренку. Позже, когда парочка вернулась и на какое-то время взяла тайм аут, мама облегченно вздохнула. Потом были похороны Мика, после которых я выпала на несколько недель, погрузившись в отчаяние и самоистязание. Нет, на самом деле я жила дальше, но на автомате. Долбаный манекен. Андреа была тихой, она переживала и даже в свой семнадцатый день рождения не позвала Джека. Я не спросила, почему. Черт, мне кажется, я даже не думала об этом. Мама была рада, что лав стори закончена и Дреа опять сидит дома, папа просто… был.

И когда три недели назад Андреа первый раз не пришла домой ночевать, я не забила тревогу. На мой вопрос, заданный утром за завтраком, сестра ответила, что была у Джека, что они помирились и всю ночь разговаривали о чувствах. Черт, это показалось мне искренним и правдоподобным. Мило и трогательно. Мама была настроена более скептично. Когда эти истории с ночевками вне дома стали повторяться неоднократно, ссоры и истерики поселились в нашей квартире, но я пребывала в счастливом неведении, точнее апатичном отстранении от всех текущих проблем, отдавая все силы только работе и планам мести, воплотить которую у меня не было ни одного единого шанса. Андреа заканчивала колледж в следующем году и сейчас должна была усиленно учиться и готовится к поступлению в выбранный и одобренный мамой Принстон на факультет архитектуры, поскольку Андреа активно интересовалась дизайном, чертежами, макетами и прочими вещами, о которых я не имела ни малейшего понятия. Но она погрязла в любви. А когда пришли документы об ее исключении из колледжа за неуспеваемость и прогулы, случился настоящий взрыв. Мама кричала на Андреа, на отца и на меня, когда я вернулась после десяти вечера с работы. Сестра к тому времени уже сбежала в неизвестном направлении, взяв, как потом оказалось, только удостоверение личности. Я звонила несколько часов. Потом через социальные сети вышла на ее парня, Джека… и тут нас ждал полный крах. После той ссоры, которая случилась у них во время отпуска, они ни разу не виделись. Кем бы ни был парень, по которому сходила с ума Андреа, это был не Джек. Черт, может, это вообще был не парень? Мы, оказывается, так мало знали о Дреа! И не только мы. В колледже, куда мы поехали утром, нам тоже не сказали ничего нового. Андреа перессорилась со всеми и последние несколько месяцев ни с кем не общалась, не посещала занятия и дерзила преподавателям, вела себя грубо и вызывающе. Я слушала и не верила, что говорят о моей сестре. О веселой, взбалмошной, доброй, лучистой и острой на язык Андреа.

Когда через сутки Андреа не появилась, мы подали заявление в полицию, которое приняли с долей скепсиса и иронии, предположив, что девочка «нагуляется и придет». Такой возраст. Все говорили одни и те же слова, разводя руками.

В глубине души первые два дня я не паниковала. Мне почему-то верилось, что Андреа прячется у какой-нибудь подружки, которую мы не знаем. О парне я вообще не думала. Эта версия казалась мне нелепой. Да, мы мало общались с сестрой в последнее время, но такие вещи она мне рассказывала. Если бы кто-то был, она не смогла бы молчать. Я не верю, что дело в парне. Нет.

Оставался открытым вопрос, зачем и куда она сбежала?

И, когда еще через три дня она не пришла, появился панический страх, который ввел меня в ступор. Мать с отцом практически не разговаривали, каждый погрузившись в своей горе, а я сгорала на работе. Нам нужно было объединиться и искать выход, но мы замкнулись каждый в себе. Я наняла частного детектива, пообещав ему баснословный гонорар, если ему удастся выяснить местоположение Андреа. Череда испытаний, которые подкидывала мне жизнь, с завидной регулярностью нарастала. Ни единого просвета. Я выдохлась. И я совершенно запуталась, потеряла нить…