Живой Журнал. Публикации 2007 - Владимир Сергеевич Березин

избавиться от браслета — это кинуть его обратно в море. Не гляди за окно — эта лужа солёной воды не поможет. Эту дрянь нужно швырнуть в Мальстрем.

Карлсон обречённо уронил голову на стол.

— Мальстрем, запомни сынок, Мальстрем! — проговорил одноногий, вставая.

Хлопнула дверь, впустив в таверну сырой воздух, и одноногий исчез навсегда.

Ночью, стараясь не разбудить жену, Карлсон стащил с её пухлого запястья браслет, и, осторожно ступая, выбрался из дому.

Стоя за каретным сараем, он привёл в порядок своё имущество — несколько банок варенья, ящик печенья и небольшой запас шоколада. Невдалеке треснула ветка, но Карлсон не обратил на это внимания.

Он вышел рано, до звезды. А путь был далёк — до самого берега моря.

Карлсон шёл пешком, и лишь иногда поднимался в воздух, чтобы разведать путь — так он сберегал силы и варенье.

И всё время ему казалось, что кто-то наблюдает за ним. Однажды ему приснился страшный сон — в этом сне он был слоном, и огромный удав, куда больше слоновьих размеров душил его, свернувшись кольцами. Нет, он был удавом, сидящим внутри слона… Впрочем, нет — всё же слоном, которого задушил и съел удав.

Вдруг он понял, что это не сон. Его, лежащего рядом с потухшим костром, душил полуголый и ободранный Малыш Свантесон.

Свантесон хрипел ему в ухо:

— Зачччем ты взял мою прелесссть…. Зачеееем? Отдай мою прелесссть…

Тонкие ручки телеграфиста налились невиданной силой, но Карлсону удалось перевернуться на живот и из последних сил нажать кнопку на ремне. С мерным свистом заработал мотор, пропеллер рубанул телеграфиста по рукам, и они разжались.

Но и после этого, пролетев по Лапландии значительное расстояние, он видел Малыша. Он видел, как, догоняя его, по мхам и травам тундры, где валуны поднимались как каменные тумбы, бежит на четвереньках телеграфист Свантесон. И вместе с тенью облака, тенью оленя, бегущего по тундре и тенью себя самого, видел сверху Карлсон тень Малыша.

Карлсону уже казалось, что они — разлучённые в детстве братья. Брат Каин и брат Авель.

Иногда Карлсон встречался взглядом с этим существом. Но это лишь казалось — Малыш не смотрел на Карлсона. Глаза маленького уродца были прикованы к его браслету.

Но вот Карлсон достиг цели своего путешествия.

Он приземлился на огромном утесе, что поднимался прямым, отвесным глянцево-чёрным обелиском над всем побережьем Норвегии, на шестьдесят восьмом градусе широты, в обширной области Нордланд, в суровом краю Лофодена. Гора, на которой стоял Карлсон, называлась Унылый Хельсегген. Он видел широкую гладь океана густого черного цвета, со всех сторон тянулись гряды отвесных чудовищно страшных нависших скал, словно заслоны мира. Под ногами у Карлсон яростно клокотали волны, они стремительно бежали по кругу, втягиваясь в жерло гигантской воронки.

Зачарованный, в каком-то упоении, Карлсон долго стоял на краю мрачной бездны.

— Я никогда не смогу больше написать ни одной домашней птицы, — подумал он вслух. — Если, конечно выберусь отсюда.

Браслет жёг его карман, и Карлсон вдруг засомневался — правильно ли он поступает.

Но тут кто-то схватил его за ногу и повалил. Это телеграфист Свантесон добрался вслед за ним до горы Хельсгген.

Браслет упал между камней и мерцал там гранатовым глазом. Они дрались молча, лишь Малыш свистел и шипел сквозь зубы непонятное шипящее слово.

Наконец, Малыш надавил Карлсону на шею, и тот на секунду потерял сознание. Когда он открыл глаза, то увидел как голый телеграфист, не чувствуя холода, любуется браслетом.

Из последних сил Карлсон пихнул Малыша ногой, и услышал всё тот же злобный свист. Телеграфист, потеряв равновесие, шагнул вниз.

Страшная пучина вмиг поглотила его.

Воронка тут же исчезла, море разгладилась, и тонкий солнечный луч, как вестник надежды, ударил Карлсону в глаз.

Извините, если кого обидел.

19 февраля 2007

История про пёсика (хорошо забытое старое)

ПЁС СВАНТЕСОНА

— Ну и что вы думаете по поводу этого костыля? — спросил Карлсон. — Нет-нет, дело не в глазах на затылке. Я просто разглядываю вас в гинекологическое зеркальце. Поэтому прекрасно видно, что вы размышляете о том, кем мог быть наш забывчивый посетитель.

— Ну… Костыль принадлежит упитанному врачу, старше средних лет и подарен ему благодарными больными при увольнении доктора.

— Браво! Вы превзошли самого себя! Жалко он нас не дождался. Впрочем, вот и он сам — смотрите, кто ломится к нам в дверь с чудовищным волкодавом на ремне. Это он, это он!

Доктор Моргенштерн, и правда, оказался довольно милым человеком, хотя и приверженцем расовой теории. Перед тем, как открыть рот, он измерил череп Карлсона циркулем и сосчитал пропорции на бумажке.

Я же играл с его огромной собакой, которую звали Бимбо. Никогда, никогда, у меня не было собаки — даже когда я служил в армии ветеринаром.

Оказалось, что над родом Свантесонов, одно имя которых лет триста назад заставляло трепетать всю Лапландию, тяготеет проклятие. Один из могущественных магов Свантесонов влюбился в колдунью, стал воином, затем магом, но сердце колдуньи продолжало оставаться ледяным. Наконец, с помощью ворожбы бывший конунг Свантесон растопил лёд, но тут же бежал от безумной косматой старухи. Вслед ему прозвучало проклятие — она предрекла храброму Свантесону и его потомкам служить собачьим кормом.

Так и произошло — маг и волшебник был загрызен собственным псом. За ним отправились его братья, дядья, сыновья и племянники. Так продолжалось без малого триста лет. Когда пса оттащили, семья, ранее многочисленная, изрядно поредела.

— Но сегодня, — заметил доктор Моргенштерн, — паромом из Гельсингфорса прибывает единственный оставшийся в живых потомок древнего рода. Он должен вступить в права наследства после смерти бывшего владельца старинного замка на горе Кнебекайзе. И, сдаётся мне, его жизнь в опасности.

— Ну-с, что вы скажете? — спросил меня Карлсон, когда мы проводили нашего гостя. — Это ведь почище загадочного убийства болгарского штангиста Фауста Гётева! А помните, тот случай с Филле и Рулле, что похитили вас в прошлом году, а потом за пятнадцать минут успели добежать до норвежской границы?

Он набил трубку и пустил струю дыма в потолок.

— Впрочем, это неважно. В любом случае вы поедете в Лапландию один. Мне вы будете отправлять подробные отчёты, а я анализировать их у камина.

Так я оказался среди пустынных холмов Норланда, время тянулось медленно, как речь финского наследника. Моргенштерн развивал теорию ледяного неба, мы пили и глядели сквозь бойницы замка на бескрайние пространства поросших мхами болот. Финн пытался рассказывать нам анекдоты, но обычно они заканчивались к утру следующего дня. Поэтому нас будил