Наука логики. Том 2 - Георг Гегель

Поэтому уверению ассерторического суждения противостоит с таким же правом противоположное уверение. Если уверяют: «это действие хорошо», то противоположное уверение: «это действие дурно» имеет еще одинаковую правомерность. Или, иначе говоря, если будем рассматривать это суждение само по себе, то придем к заключению, что так как субъект суждения есть непосредственное единичное, то он в этой своей абстрактности еще не положил в самом себе той определенности, которая содержала бы его соотношение с всеобщим понятием; таким образом, для него еще является чем-то случайным как соответствие понятию, так и несоответствие ему. Суждение поэтому по существу проблематично.

Проблематическое суждение есть ассерторическое суждение, поскольку последнее должно быть взято и как положительное и как отрицательное. С этой качественной стороны партикулярное суждение также проблематично, ибо оно значимо и как положительное, и как отрицательное; равным образом и в гипотетическом суждении бытие субъекта и предиката проблематично; через эту же качественную сторону положено также, что сингулярное и категорическое суждение есть еще нечто только субъективное. Но в проблематическом суждении как таковом это полагание более имманентно, чем в упомянутых суждениях, так как в этом суждении содержанием предиката служит соотношение субъекта с понятием; здесь, стало быть, имеется налицо самое определение непосредственного как чего-то случайного.

В первую очередь является проблематичным лишь то, должен ли предикат быть связан с известным субъектом или не должен и постольку неопределенность имеет место в связке. Для предиката не может возникнуть отсюда никакого определения, ибо он уже есть объективная, конкретная всеобщность. Проблематичность касается, следовательно, непосредственности субъекта, которая в силу этого определяется как случайность. Но, далее, это не значит, что следует отвлекаться от единичности субъекта; очищенный вообще от последней, он был бы лишь некоторым всеобщим; предикат как раз и подразумевает, что понятие субъекта должно быть положено в соотношении с его единичностью. Нельзя сказать: «дом или некоторый дом хорош», а следует прибавить: «смотря по тому, каков его характер». Проблематичность субъекта в нем самом составляет его случайность как момент – составляет субъективность вещи, противопоставляемую ее объективной природе или ее понятию, простой вид и способ или характер.

Стало быть, сам субъект дифференцируется на свою всеобщность или объективную природу (на свое долженствование) и на особенный характер наличного бытия. Тем самым он содержит в себе основание, от которого зависит, таков ли он, каким он должен быть. Таким путем он уравнивается с предикатом. Отрицательность проблематического суждения, поскольку она направлена против непосредственности субъекта, означает, согласно этому, лишь это первоначальное деление субъекта, который в себе уже выступает как единство всеобщего и особенного, на эти его моменты – деление, которое и есть само суждение.

Можно сделать еще то замечание, что каждая из двух сторон субъекта – его понятие и его характер – могла бы быть названа его субъективностью. Понятие есть ушедшая внутрь себя всеобщая сущность какой-нибудь вещи, ее отрицательное единство с самой собой; последнее составляет ее субъективность. Но вещь по существу также и случайна и имеет некоторый внешний характер; последний также называется ее голой субъективностью в противоположность той объективности. Сама вещь именно и состоит в том, что ее понятие, как отрицательное единство самого себя, отрицает свою всеобщность и выносит себя во внешность единичности. В качестве этого двоякого здесь положен субъект суждения; указанные противоположные значения субъективности имеют бытие, согласно их истине, в одном и том же. Значение субъективного само стало проблематичным вследствие того, что субъективное утратило ту непосредственную определенность, которую оно имело в непосредственном суждении, и свою определенную противоположность к предикату. Вышеуказанные, встречающиеся также и в рассуждениях обычной рефлексии, противоположные значения субъективного могли бы уже сами по себе заставить обратить внимание, по крайней мере, на то, что в каждом из них в отдельности нет истины. Двоякое значение есть проявление того, что каждое значение, взятое отдельно, само по себе односторонне.

Так как проблематичность положена, таким образом, как проблематическое в вещи, как вещь вместе с ее характером, то само суждение уже больше не есть проблематическое суждение, но аподиктично.

Субъект аподиктического суждения («дом, устроенный так-то и так-то, хорош»; «поступок, носящий такой-то и такой-то характер, справедлив») имеет в нем [в самом себе], во-первых, всеобщее – то, чем он должен быть, во-вторых – свой характер; последний содержит в себе основание, почему весь субъект обладает или не обладает некоторым предикатом суждения понятия, т. е. соответствует ли субъект или не соответствует своему понятию. Это суждение теперь истинно объективно, или, иначе говоря, оно есть истина суждения вообще. Субъект и предикат соответствуют друг другу и имеют одно и то же содержание, и это содержание само есть положенная конкретная всеобщность; а именно оно содержит в себе два момента: объективное всеобщее или род и оединиченное (das Vereinzelnte). Здесь имеется, следовательно, такое всеобщее, которое есть оно само и продолжается непрерывно через свою противоположность, и лишь как единство с последнею оно и есть всеобщее. В основании такого всеобщего, как предикаты «хороший», «соответственный», «правильный» и т. д., лежит некоторое долженствование, и вместе с тем оно содержит в себе соответствие наличного бытия; не указанное долженствование или род сами по себе, а именно это соответствие есть та всеобщность, которая образует собой предикат аподиктического суждения.

Субъект равным образом содержит в себе оба эти момента в непосредственном единстве как вещь. Но истина последней состоит в том, что она надломлена внутри себя на свое долженствование и свое бытие; это есть абсолютное суждение о всякой действительности. То обстоятельство, что это первоначальное разделение, которое представляет собой всемогущество понятия, есть в такой же мере и возвращение в единство понятия, и абсолютное соотношение друг с другом долженствования и бытия, это обстоятельство и делает действительное некоторой вещью; ее внутреннее соотношение, это конкретное тождество, составляет душу вещи.

Переход от непосредственной простоты вещи к соответствию, которое есть определенное соотношение ее долженствования с ее бытием – или, иначе говоря, связка, – оказывается при более близком рассмотрении содержащимся в особенной определенности вещи. Род есть в-себе-и-для-себя-сущее всеобщее, которое постольку представляется несоотнесенным; определенность же есть то, что в этой всеобщности рефлектирует себя в себя, но вместе с тем и в некоторое другое. Суждение имеет поэтому свое основание в характере субъекта и благодаря этому аподиктично. Тем самым отныне имеется налицо определенная и наполненная связка, связка, которая раньше состояла в абстрактном «есть», теперь же развилась далее в основание вообще. Она выступает прежде всего как непосредственная определенность в субъекте, но есть равным образом и соотношение с предикатом, который не имеет никакого другого содержания, кроме самого́ этого соответствия или соотношения субъекта с всеобщностью.