Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

Взамен карфагеняне обязывались не наносить ущерба прибрежным городам Лация — Лавинию, Ардее, Цирцейям, Тер-рачине — и всем другим городам, подвластным Риму. (Если они вдруг захватят такой город, то должны возвратить его римлянам.) Карфагенянам запрещалось строить какие-либо форты на латинской территории. Если они окажутся с оружием в руках на такой территории, то должны покинуть ее до наступления ночи.

Рим все еще был второстепенным италийским городом, но для карфагенян первостепенное значение имело его выгодное стратегическое местоположение. Он располагался в двадцати километрах от побережья у реки Тибр, главной транспортной артерии, ведущей в глубь Центральной Италии. И Рим уже стал одним из крупнейших торговых центров северного региона Лация. Он быстро разрастался, одним из первых латинских городов применил на практике городское планирование, возводил общественные здания и добротные жилые дома. Хотя ранняя история Рима покрыта мраком, поздние римские хронисты единодушно считают, что городом первоначально правила эстафета из семи царей. Они также пришли к выводу, основываясь на греческих генеалогических проекциях, что первый из этих царей Ромул вступил на трон в 753 году. Увлечение римлян монархией со временем омрачится своевольным, алчным и звериным поведением венценосцев.

Нараставшее недовольство римлян царями постепенно привело к формированию государственности, основанной на деятельности аристократического совета — сената, действовавшего одновременно и как консультативный орган, и как противовес автократии царя. В последнем десятилетии VI века терпение римлян иссякло, и в 509 году они изгнали из города Тарквиния Луция Гордого. Монархию заменила республика во главе с «консулами», ежегодно избиравшимися кланом аристократов-патрициев.

Существование великих стратегических альянсов может создать превратное представление о политическом ландшафте Центрального и Западного Средиземноморья в VI веке. Политическая обстановка нисколько не напоминала архаический вариант «холодной войны». По всему огромному региону греки, пунийцы, финикийцы, этруски торговали и общались друг с другом, невзирая на политические игры с позиции силы. Между предполагаемыми соперниками чаще всего складывались прочные и долговременные отношения, которые и способствовали созданию на удивление сплоченного и взаимосвязанного средиземноморского сообщества. На западных землях нагляднее всего это выразилось в родстве иконографии воинственного греческого супермена и пунического божества.

Когда греческие торговцы впервые появились на берегах Центрального и Западного Средиземноморья, они прибывали сюда не одни. Они брали с собой своих богов и мифологических героев. Гомеровские персонажи Одиссей, Менелай, Диомед изображались как первопроходцы, странствовавшие по землям Западного Средиземноморья в очень далеком прошлом. Мифологические герои утверждали легитимность и стародавность прав греков на земли, которые они заселяли, помогали крепить связи с туземными вождями, многие из которых идентифицировали себя с теми или иными героями греческих мифов. К примеру, этруски в Центральной Италии первоначально считали Одиссея и своим пращуром, и вождем, приведшим их в Италию.

Самой значительной фигурой в каноне мифологических героев, помогавших грекам утверждаться на новых территориях, был, конечно, супермен Геракл. Этот могучий шатун, блуждавший по землям Запада и учивший уму-разуму аборигенов, искореняя дикие порядки и сокрушая бандитов и монстров, подал греческим колонистам и пример агрессивного отношения к местным обитателям[140]. Он же продемонстрировал и один из способов конструктивного развития отношений между колонистами и аборигенами: легендарный ловелас оставил многочисленное потомство, совокупляясь с высокородными местными дамами.[141] Геракл предстает больше не как основатель колоний, а как первооткрыватель, изыскатель земель для будущих поселенцев.

Однако Геракл был не просто странствующим богатырем, силой наводившим порядок. Греческие колонисты видели в нем и защитника своих урожаев и домашнего скота. Его спасительная помощь заключалась не только в героических деяниях. Иногда она состояла из абсурдно банальных дел. Греческие колонисты в Южной Италии почитали его не столько за победы над великанами, сколько за подмогу в защите стад от мух и зерновых от саранчи. К исходу VI века, когда память о первых вождях переселенцев начала стираться, а желание сравняться с городами прародителей возросло, некоторые общины в Южной Италии и на Сицилии стали называть Геракла своим действительным родоначальником.

В западных греческих поселениях начали появляться символы и реликвии, связанные с героическими деяниями Геракла в материковой Греции. Из Пелопоннеса в храм Аполлона в южном итальянском городе Кумы привезли шкуру страшного Эриманфского вепря, жертвы одного из подвигов Геракла, совершенных в искупление за убийство жены и детей в припадке безумия. Колонисты из греческого города Халкедон не только сменили местожительство, но и перебазировали в свое новое пристанище в Италии место знаменитого сражения Геракла с гигантами. Геракл постепенно трансформировался из талисмана, ассоциировавшегося с силой и героическими странствиями, в символ успеха колониальной экспансии греков на Западе. Смысл этой трансформации предельно ясен: колонисты не чужаки, земли завещаны им не кем-нибудь, а сыном Зевса.

К VI веку западные греческие авторы — в частности, сицилийский поэт Стесихор в эпической поэме «Герионеида» — уже смело ассоциировали пребывание Геракла на Западе с его десятым и одиннадцатым подвигами: похищениями коров у трехголового великана Гериона и золотых яблок из сада Гесперид[142]. Судя по сохранившимся фрагментам поэмы, Геракл прибыл в Тартесс, где заимствовал у солнца золотую чашу, в которой доплыл через океан до Эрифии, загадочного острова на самом дальнем западном крае мира, где и обитал Герион. Убив пастухов и сторожевую собаку, Геракл одолел и Гериона, забрал его стадо, возвратился в Тартесс, вернул золотую чашу солнцу и погнал коров в Италию, намереваясь дойти до Греции.