Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки - Ольга Иконникова

— Мадемуазель, ваше поведение недопустимо! — сквозь зубы цедит Дубровина. — Не сомневаюсь, об этом сейчас же доложат его сиятельству, и он будет обязан отправить вас домой. После того, что произошло, ни одна барышня не захочет с вами общаться! Как вы могли прикоснуться к этому отребью? Его дурной запах чувствовался даже от кареты.

— Да уж, милочка, — как обычно, поддакивает ей Кольцова, — простите, но даже я сейчас не подам вам руки — пока вы не отмоетесь от этой грязи.

Мне всё равно, что они говорят и что думают. Я так устала и перенервничала, что у меня даже нет сил ответить. Да и что я могу им возразить? Мы всё равно никогда не сможем понять друг друга. Боюсь, если я им скажу, что через двести лет в России не останется аристократов, они мне просто не поверят.

Не знаю, доложили ли князю о происшествии, или изначально предполагалось, что гости захотят умыться с дороги, но в комнате меня ждет наполненная теплой водой большая лоханка. Я сбрасываю намокшее платье, говорю помогающей мне Арине:

— Его придется выбросить.

Она почему-то улыбается:

— Да что вы, барышня! Я его отстираю! Хотя вам его, конечно, носить не к лицу будет.

Она радуется, что получит в свое распоряжение добротное, нарядное и почти новое платье, и я тоже начинаю улыбаться.

Я всё-таки надеюсь, что князь не такой ханжа, как Дубровина, и он не отправит меня домой прямо сегодня. Возможно, вычеркнет из числа претенденток на свою руку и сердце, но позволит остаться в Елагинском хотя бы до охоты.

Нужно как можно быстрее приступить к поискам амулета. Вот только знать бы, где его искать.

После того, как мне — помытой и благоухающей французскими духами, — Арина укладывает волосы в скромную прическу, Настасья Павловна снисходит до разговора со мной.

— Любезнейшая Вера Александровна, вы должны пообещать мне, что впредь будете вести себя, как подобает благовоспитанной барышне. Свои простонародные замашки следует оставить в провинции. Я уже говорила вам, что у вас дурное воспитание, но в этом не только ваша вина, поэтому мой долг заключается в том, чтобы постараться исправить ваши вопиюще недопустимые привычки.

Я покорно киваю, и мое смирение побуждает ее сменить гнев на милость.

— Надеюсь, у меня будет возможность поговорить с его сиятельством тет-а-тет. Я постараюсь объяснить ему, что ваш поступок был вызван не намерением оскорбить здешнее общество, а исключительно вашими добротой и состраданием. Может быть, мы даже сумеем обернуть это в свою пользу. Но важно не допускать более нарушений правил приличия, ибо всякое терпение имеет предел.

— Сколько девиц были приглашены в поместье? — интересуюсь я.

Не сомневаюсь, Дубровина уже обзавелась нужной информацией.

— Одиннадцать, — сообщает она. — Но помимо барышень, участвующих в отборе, здесь будут и другие гости. Намечается большая охота. А вот после нее, как мне сказали по строжайшему секрету, в имении останутся только трое девушек. У его сиятельства будет возможность каждой из них уделить достаточно внимания, чтобы сделать правильный выбор. Возможно, все они будут представлены самому императору.

Настасья Павловна говорит об этом с восторженным придыханием.

— Ах, Верочка, как я хотела бы, чтобы вас представили ко двору! К дебютанткам сезона на балах во дворце всегда повышенное внимание. Даже если князь Елагин не удостоит вас чести стать его женой, появление в высшем свете даст вам возможность привлечь внимание других достойных женихов.

Мне кажется, или она пытается подстелить соломку?

Ближе к ужину в имение прибывает еще одна партия невест, среди которых и Софи. Кузина, едва успев умыться и переодеться, прибегает ко мне.

— Ах, Наташа, какого я страху нынче натерпелась!

Я усаживаю ее рядом с собой на диван. Честное слово, здесь, вдали от Закревки, Соня кажется мне ближе и роднее.

— В дороге что-то случилось?

Она качает головой:

— Нет, в дороге всё было благополучно. А вот на въезде в имение…

Я вздрагиваю.

— Подожди! Дай угадаю! Ворота оказались заперты?

Она несколько секунд сидит с открытым от удивления ртом.

— Да! А откуда ты знаешь? Но это-то ничего! Я бы подождала — не ахти какая важная персона. Но там одна из карет едва не задавила мужика. Он, дурак, вздумал на дороге милостыню просить. Ох, это было так страшно!

— Ему помогли? — кажется, голос у меня тоже дрожит.

Она смотрит на меня непонимающе.

— Да кто же ему там мог помочь? Там одни барышни с горничными были. А хоть бы и доктор был, неужели он стал бы мужика пользовать? Его другие мужики подхватили да унесли.

Я закусываю губу, чтобы негодование не прорвалось наружу. И злость эту вызвали отнюдь не мои соперницы по отбору.

С какой целью были задуманы эти представления? Чего добивался князь Елагин, устраивая их? Хотел проверить выдержку невест? Их умение строго соблюдать правила приличия даже в таких обстоятельствах? Если это так, то отбор я точно провалила.

Или, напротив, он хотел узнать, есть ли у нас сострадание? Нет, вряд ли. Человек, который хоть что-то знает о сострадании, не станет ради ответа на такой вопрос рисковать жизнью других людей — пусть даже это и крестьяне. Скорее, он хотел убедиться в наличии у нас способности врачевать. Но даже это не оправдывает его ни в коей мере. Если его интересуют магические умения потенциальных невест, он мог бы проверить их менее опасным способом.

Я почти физически ощущаю, как моя ненависть к нему становится еще сильней. Ах, мне бы только узнать, где он хранит амулет!

Несмотря на уверенность в правильности совершенного поступка, на ужин я иду с некоторой робостью. По сути, это — первая встреча с соперницами. И хотя сама я на руку и сердце князя ничуть не претендую, другие девушки об этом знать не должны.

— Ах, милочка, ну что же вы копошитесь? — подгоняет меня Настасья Павловна. — Будет ужасно неприятно, если ужин начнут без нас. И прошу вас, Верочка, будьте благоразумны!

Мы приходим в обеденную залу одними из первых, и это дает возможность освоиться в незнакомой обстановке без лишних волнений. Дубровина знакомит меня с княжной Китти Бородиной — той самой, которая, по ее словам, «ржет как лошадь». Девушка кажется мне вполне милой, хотя смеется она, и правда, очень громко.

Китти приехала в имение позже нас и не была свидетельницей «моего позора», поэтому она и не думает меня чураться.

Девицы же, которые видели, как я сидела в грязи рядом с каким-то оборванцем, ведут себя совсем по-другому. Они игнорируют мое присутствие, не обращаются ко мне с вопросами, а одна так и вовсе демонстративно водит носом, когда я сажусь за стол рядом с ней.