Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860–1920-е годы - Михаил Иванович Вострышев

СУДЬЯ. Объясните.

ГАНИМЕДОВ. Эта самая кухарка прожила у господина Носова два дня. Он ей дал денег. Она запьянствовала, и он ее прогнал…

СУДЬЯ. Это нейдет к делу.

ГАНИМЕДОВ. Позвольте-с. Потом он опять взял ее к себе. Я обязан смотреть за домом. Спрашиваю паспорт кухарки, а он требует домовую книгу. Я и говорю, пусть сам придет за ней. Потом господин Носов, увидевши меня в коридоре, — я шел в задумчивости, — бросился на меня с поднятыми кулаками и стал кричать, что разденет меня у мирового донага… А знаете, господин судья, у него бывают припадки помешательства. Я и говорю: «Что вы! Что вы! С ума сошли? Покажите ваш язык!»…

СУДЬЯ. Довольно-с.

Ганимедов достает из кармана какую-то бумагу и, дрожа, подает ее судье.

СУДЬЯ. Что это?

НОСОВ. Это господин Ганимедов донос на меня писал.

ГАНИМЕДОВ. Ему даже внушение от начальства было. Помилуйте, из горшка каждое утро в сад льет!

Судья, сказав, что эта бумага не касается настоящего дела, приступил к допросу свидетеля.

Свидетель Балаболкин показал, что в день ссоры он красил в коридоре двери. Носов вышел в коридор, к нему «напористо подбежал» Ганимедов и стал кричать, что Носов бегает за ним с кулаками и ножами, что он подлец, а он, Ганимедов, офицер.

СУДЬЯ (Ганимедову). Не желаете ли сделать какого-либо вопроса свидетелю?

ГАНИМЕДОВ. А слышал ты, как Носов говорил, что разденет меня у мирового донага?

БАЛАБОЛКИН. Этого я не слыхал.

НОСОВ. Уже не в первый раз господин Ганимедов оскорбляет меня. На Казанскую, 8 июля, мы с братом к обедне пошли, а он схватил меня за полу. Говорит, отчего дверь не запираете, и называл подлецами, болванами и грошевиками. Я ему говорю: за что вы оскорбляете нас? А он говорит: за то, что вы дверей не запираете, мне не кланяетесь. Потом он бросился ко мне с кулаками, да уж шурин его удержал.

ГАНИМЕДОВ (с улыбкой, покачивая головой). Искажено. Дело вот как было. Жена моя с вечера приготовила себе платье, чтобы идти в церковь. Брат же господина Носова в пятом часу утра ушел со двора — бог весть куда. Дверь осталась отпертой, платье-то и пропало. Когда воротился он, я и говорю ему: молодой человек, ведь жены платье-то пропало. Но он прошел мимо, как будто не слыхал. Я тогда и сказал жене: «Жена, ведь у этого молодого человека голова ослиная. Лошади скажи: тпру, и она остановится. А этот и ухом не ведет».

СУДЬЯ. Не хотите ли помириться?

ГАНИМЕДОВ. Он кусает руку, питавшую его. Когда он проигрался в карты в Кокоревской гостинице, все мое семейство ухаживало за ним. На него такое безумие находило, что было страшно смотреть.

СУДЬЯ (Носову). А вы желаете прекратить дело миром?

НОСОВ. Я оскорблен, и брат мой тоже. Разве мы — подлецы? Разве мы — сволочь?

СУДЬЯ (Ганимедову). Вы его обидели — извинитесь перед ним.

ГАНИМЕДОВ. Мне 55 лет, я государю моему офицер, мне горько.

СУДЬЯ. Надо же как-нибудь кончить.

НОСОВ (подумав). Пускай господин Ганимедов даст честное слово, что никогда больше не будет называть меня подлецом и сволочью.

ГАНИМЕДОВ (с серьезным видом, наклонив несколько голову набок). Извольте, молодой человек, даю.

Противники подают друг другу руки, и тем оканчивается это курьезное дело.

Кража часов

В камеру мирового судьи Хамовнического участка Москвы 8 августа 1868 года был приведен из городского арестантского дома пятнадцатилетний мальчик, московский цеховой Н. С. Воробьев, взятый за кражу карманных часов у господина Белявского во время народного гулянья на Девичьем поле 28 июля.

СУДЬЯ (Белявскому). Расскажите, как пропали у вас часы.

БЕЛЯВСКИЙ. Часов в пять пополудни мы с господином Шалыгиным отправились было уже домой, но остановились посмотреть на марионеток. Вокруг нас была густая толпа народу. Через несколько минут я, хотевши посмотреть, который час, увидел, что висит одна цепочка, а часов уже не было. Тогда я схватил за руки теревшегося возле меня человека и сказал: «Часы мои у вас, отдайте их!» — «Вы ошиблись, — отвечал он, — часы ваши не у меня, а, должно быть, у тех двух людей, что сейчас были здесь и потом поехали на дрожках». Мы тотчас взяли две пролетки и, взяв с собой этого господина, отправились догонять похитителей. Догнавши их, неизвестный закричал: «Эй, Воробьев, стой! Часы надо отдать». Они остановились. Воробьев показал мне часы и спросил: «Они ваши?» Я ответил утвердительно. «Ну, так пожалуйте нам три рубля». Делать нечего, Шалыгин вынул рубль и дал Воробьеву. «Пожалуйте еще два рубли», — требовал тот. Причем схватил Шалыгина за руку. Видя, что дело принимает дурной оборот, я схватил Воробьева за ворот, и мы общими силами представили его в квартал. Но при его обыске там часов уже не оказалось, и в похищении он решительно отрекся. Обо всем этом был составлен тут же акт.

СУДЬЯ (Воробьеву). Ты часы взял? Говори откровенно.

ВОРОБЬЕВ. Я, как есть, ничего не знаю.

Депутат от полиции Лихачев заявил, что Воробьев говорил в части: «Если бы мне дали три рубля, я бы отыскал часы».

СУДЬЯ (Воробьеву). Говорил ты это?

ВОРОБЬЕВ. Никак нет-с.

СУДЬЯ. Кто был товарищами твоими?

ВОРОБЬЕВ. Никаких товарищей не было.

СУДЬЯ. В акте означено, что ты назвал себя не Воробьевым, а Ястребенковым. Сверх того господин депутат от полиции объявил, что ты известен уже как вор.

ВОРОБЬЕВ. Знать не знаю.

СУДЬЯ. Чем занимаешься?

ВОРОБЬЕВ. Портным мастерством. Живу при отце.

СУДЬЯ (Белявскому). Отчего вы не задержали и товарищей его?

БЕЛЯВСКИЙ. Часы были у него. А как повели в полицию: ни часов, ни рубля не оказалось.

Судья обращается к депутату полиции с вопросом: «Не известны ли полиции приметы товарищей похитителя?» На что депутат отвечает отрицательно. Свидетель Шалыгин все сказанное обвинителем Белявским подтвердил. Судья спросил обвиняемого, который ему год.

ВОРОБЬЕВ. Шестнадцатый.

СУДЬЯ. По виду, кажется, больше. Ты в каком году родился?

ВОРОБЬЕВ. Не знаю.

СУДЬЯ. Почему же ты знаешь, что тебе пятнадцать лет?

ВОРОБЬЕВ. В паспорте написано.

Судья определил: имея в виду упорное запирательство Воробьева, приговорить его к шестимесячному аресту при городском арестантском доме.

СУДЬЯ (Воробьеву). Доволен ли ты?

ВОРОБЬЕВ. Доволен. Только прошу определить меня в острог.

СУДЬЯ. Нет, этого не будет. Там ты научишься и не таким фокусам.

ВОРОБЬЕВ. Как хотите. Только я там сидеть не буду: либо убегу, либо наделаю что там. Я там с голоду помирал.

После этих слов Воробьев ушел в переднюю и вскоре вернулся.

СУДЬЯ. Ну, что