Убийство по-французски - Мартин О'Брайен

Когда Жако закончил говорить, с сожалением разведя руками, Монель последний раз затянулся сигаретой и бросил ее в пустую бутылку из-под пива. Он приложил руку ко рту, откинул голову назад и устремил потухший взгляд в потолок.

Монель убрал руку ото рта, провел ею по щеке.

— Утонула, говорите? — Он словно искал способ взять себя в руки.

— Боюсь, это не был несчастный случай, — тихо произнес Жако.

Монель кивнул, сделал еще одну безуспешную попытку пригладить волосы.

— Думаю, это должно было случиться.

— Что заставляет вас так думать, мсье? — прозвучал с другого конца комнаты голос Гасталя, не оставляя мужчине времени на то, чтобы предаться горестным раздумьям.

Прежде чем ответить, Монель помолчал, словно ему нужно было собраться с силами.

— Она не уехала пять лет назад, — наконец начал он. — Я вышвырнул ее — девятнадцать лет и слишком много хлопот, понимаете? Ее мать ушла так же, как она. Я просто не мог справиться с ней один. Вы знаете, как бывает?..

Монель подался вперед, облокотился на стол и закрыл лицо ладонями. Он пытался справиться с собой, но Жако видел, что это проигранное сражение. Он был не в силах бороться. Сдавленное рыдание подтвердило догадку.

— Мне очень жаль, — пробормотал Жако.

Монель провел рукой по глазам и губам.

— Она была еще та штучка. Спросите любого. Но она не заслужила...

Он не смог продолжать. Жильбер Монель оплакивал свою дочь.

Карно обожал среды. Любимый день недели. В эту среду он был там, где всегда, — сидел на открытой террасе на Каталан-Плаж с газетой на коленях, одноразовой чашечкой эспрессо в руке и мобильником в кармане. Ему нравилось думать об этом месте как о своем офисе. В разгар утра солнце уже выбралось из-за завесы низких облаков над Монтредоном и сияло с голубого чистого неба, играя бликами на поверхности моря и нагревая деревянную скамью, на которой он расположился.

Под ним метрах в двадцати раздавались доносимые ветром крики и восклицания полудюжины девиц в бикини, загорелых и стройных, которые разделились по трое с каждой стороны волейбольной сетки и просили дать им пас. Утро среды, все как всегда. Утро среды, когда команда старшеклассниц каталанского лицея, оставив учебу, устремлялась на пляж поиграть в волейбол.

Что за прекрасный город Марсель, подумал Карно, какие удовольствия он предлагает своим жителям! И Карно был не одинок в своих рассуждениях. Каталан-Плаж был излюбленным местом для приема утренних солнечных ванн, получения глотка свежего воздуха для старичков, собравшихся поиграть в лото, подремать, почитать газеты, ну и, конечно, как и он, поглазеть на лицеисток. И, похоже, никто против этого не возражал. Девушки уж точно. Они будто радовались вниманию. Присутствие наблюдателей заставляло их кричать громче, напрягаться немного больше, демонстрируя прелесть своих гибких загорелых тел.

К тому же, Карно знал, они играли хорошо и на них стоило посмотреть. Два года назад лицеистка по имени Таня вошла в национальную сборную и завоевала серебро на последнем европейском чемпионате. А сейчас там была одна волейболистка, которая привлекала всеобщее внимание. Не потому что играла особенно хорошо, просто она была самой красивой на площадке. Лет семнадцать, может, восемнадцать, с великолепной каштановой косой, которую она не стала закалывать на затылке, аквамариновое бикини подчеркивало загар, длинные руки и ноги. А как она бросалась на песок в отчаянной попытке вытащить мяч... Боже... Он прежде ее не видел, но знал имя, которое постоянно выкрикивали подруги по команде, — Алис. Алис.

Карно смотрел, как она поднимается на ноги, отряхивает песок, прилипший к локтям, животу, ногам — кремовые островки на фоне коричневой кожи. Он точно знал, что делал бы с Алис там, на берегу, один на один. Теплая вода, шланг, струя воды текла бы по залепленным песком частям тела, открывая прикрытое им теплое, загорелое тело...

Он услышал, как в кармане зазвонил мобильник. Карно отставил кофе, отложил газету, снял солнечные очки и открыл крышку телефона. Он проверил имя. На этот звонок он ответит. Рэссак. Его главный.

Слушая и говоря в трубку, Карно ни на секунду не отрывал взгляда от Алис.

— Дуасно, да... Правильно... Тот самый, я уверен. Только что вышел из Бомет. Они поставили его отрабатывать условное освобождение... В «Молино». На кухне... Обычно по вечерам... Это все, что я узнал. За ним непросто следить, скажу я вам... Да, да. Он понимает — что-то происходит, но не может оторваться от «Молино». Там его и найдете... Нет проблем, скажите Кушо, чтобы он мне позвонил. С радостью. В любое время...

Карно засунул мобильник в карман. Хоть во время разговора он смотрел на площадку, но прокараулил, что игра закончилась и девушки ушли.

Теперь самое интересное.

Оставив газету и пустую чашку на сиденье, Карно спустился по лестнице. Желто-коричневые мокасины проваливались под его тяжестью в песок. Шесть девушек, выстроившись в линию, поливали себя из душа. Вода стекала по их телам, струилась сквозь волосы. Он снова надел очки. Господи, что за зрелище! И Алис, в конце шеренги, двигает бедрами, направляя воду то струей, то душем на заднюю часть ног, заставляя ее сверкать на коже, смывать песок. Чего бы он только не дал...

Карно не раз удавалось добиваться на пляже побед.

Адрес. Жильбер Монель дал им адрес. По дороге в Марсель от дома Монеля в Йере Жако раздумывал о том, что они могут там найти. Зацепку? Улику? Что-нибудь, за что можно ухватиться, что может указать путь вперед?

Это Жако спросил, не известно ли Монелю, где жила его дочь. Поведя тыльной стороной ладони по глазам, Монель выдвинул ящик стола, достал конверт и передал им. Внутри Жако обнаружил что-то вроде поздравительной открытки, но на обратной стороне, где конверт заклеивался, был от руки написан адрес. Словно Вики захотела, чтобы отец узнал, где она находится.

Жако повертел конверт, но не нашел почтового штемпеля.

— Когда вы это получили? — спросил он.

— На Рождество, за несколько дней до него.

— В этом году?

Монель кивнул.

— Она посылала вам открытки каждый год? — Это Гасталь от окна.

Монель покачал головой, высморкался.

Жако никак не мог решить: от того ли горюет мужчина, что не попытался навестить дочь, не повидал ее, чтобы наладить отношения? Но теперь уже слишком поздно.

Поблагодарив его, вернув рождественскую открытку, Жако поднялся, и Монель проводил их до двери.

В дверях Жако тихо спросил о теле Вики — как бы он хотел распорядиться насчет него...

— Ее можно привезти сюда? Чтобы похоронить? — спросил, помедлив, Монель. — Было бы приятно... снова иметь ее рядом.