Без единого свидетеля - Элизабет Джордж

— Иди пей свое какао, — подмигнул ему Нката. — Поговорим в другой раз.

— Да?

Всем своим видом мальчик будто умолял, чтобы ему пообещали встречу.

Ясмин Эдвардс не позволила этому произойти.

— Дэниел, этот человек пришел сюда по делу, только и всего, — отрезала она.

Этого хватило, чтобы мальчуган поплелся на кухню, напоследок успев лишь оглянуться на Нкату. Ясмин подождала, пока он не скроется из виду.

— Что-нибудь еще? — спросила она у Нкаты.

Он сделал глоток горячего какао и поставил кружку на кофейный столик с железными ножками, где стояла старая знакомая Нкаты — пепельница в форме красного каблука. Теперь, после ухода из жизни Ясмин Эдвардс любовницы-немки, пепельницей никто не пользовался.

— Сейчас вы должны проявлять особую внимательность, — произнес Нката. — К Дэну.

Ее губы сжались в полоску.

— Уж не хочешь ли ты сказать…

— Нет, — сказал Нката. — Вы — лучшая мать в мире, я не сомневаюсь в этом, Ясмин. — Он сам напугался из-за того, что назвал ее по имени, но она притворилась, будто ничего не заметила, и он был страшно благодарен Ясмин за это. — Я знаю, что у вас дел выше головы: и ваш бизнес с париками, и дела по дому, и все остальное. Дэн много времени проводит один, без вас, но не потому, что вы так хотите, а потому, что так получается. Мне нужно только сказать, что этот тип выбирает мальчишек такого возраста, как Дэн, и убивает их, а я не хочу, чтобы это случилось с Дэном.

— Он не идиот, — ядовито заметила Ясмин.

Однако Нката видел, что это всего лишь бравада. Она ведь тоже не была идиоткой.

— Я знаю, Яс. Но он… — Нката с трудом находил нужные слова. — Вы сами понимаете, что мальчик нуждается в общении с мужчиной. Это же очевидно. И, судя по тому, что мы знаем о тех мальчиках… Они сами шли с ним. Они не сопротивлялись. Никто ничего не видел, потому что видеть нечего — они доверяли ему, понятно?

— Дэниел никогда не пойдет за каким-то…

— Мы думаем, что у него микроавтобус, — перебил Нката, несмотря на явное ее нежелание слушать. — Вероятно, микроавтобус красного цвета.

— А я говорю, что Дэниел не ездит с кем попало. Не разговаривает с теми, кого не знает. — Она глянула в сторону кухни и понизила голос: — И что ты хочешь этим сказать? Что я не научила его самым простым вещам?

— Я знаю, что вы научили его всему, чему нужно. Как я уже говорил, мне кажется, что вы замечательная мать. Но это никак не меняет того, что уже есть внутри мальчика, Яс. А у него внутри — потребность общения с мужчиной.

— Думаешь, ты сможешь стать таким мужчиной, или что?

— Яс… — Произнеся ее имя один раз, Нката уже не мог остановиться — так нравилось ему, как оно звучит. Звучание ее имени становилось для него зависимостью, от которой нужно было избавиться как можно скорее, а не то он окажется за дверью — и глазом не успеет моргнуть. Поэтому он начал снова: — Миссис Эдвардс, я знаю, что Дэн много времени проводит один, потому что вы заняты. Это и не хорошо, и не плохо. Такова жизнь. Просто я хочу, чтобы вы понимали, что творится в нашем городе, слышите?

— Хорошо, — сказала она. — Я поняла. — Она прошла к выходу и взялась за ручку двери со словами: — Ты сделал то, ради чего сюда пришел, и теперь можешь…

— Яс! — Нката не сдавался. Он пришел, чтобы оказать этой женщине услугу, хочет она этого или нет, и услуга эта — разъяснить всю серьезность и опасность ситуации, чего Яс, по всей видимости, понимать не желала. — По улицам ходит негодяй, охотится за мальчишками вроде Дэниела, — выпалил Нката куда с большим жаром, чем намеревался. — Он сажает их в микроавтобус и обжигает им ладони до черноты. Потом он душит их и разрезает трупы. — Вот теперь Ясмин слушала его, это вдохновляло Нкату, и он продолжал что-то доказывать, хотя сам он не до конца понимал, что именно ему так хочется доказать. — А потом ставит на них метку кровью, их кровью. И после этого выставляет тела напоказ. А мальчики идут с ним, и мы не знаем почему, и до тех пор, пока не узнаем…

Он увидел, что выражение лица ее изменилось. Гнев, ужас и страх превратились в… Во что?

Она смотрела мимо него, она не отрывала взгляда от кухни. И он понял. Миг — и он понял, как будто перед ним щелкнули пальцами и он внезапно пришел в сознание. Нужды оборачиваться не было. Ему оставалось лишь догадываться, давно ли Дэниел стоит в дверях кухни и многое ли он услышал.

Кроме того, что он вылил на Ясмин Эдвардс ушат информации, в которой она не нуждалась и которую он в принципе не имел права разглашать, он еще и напугал ее сына, и Нката знал это, не оглядываясь, — точно так же, как знал, что визит слишком затянулся. В Доддингтон-гроув еще не скоро будут рады его видеть.

— Ну что, доволен? — яростно прошипела Ясмин Эдвардс, переводя взгляд с сына на Уинстона Нкату. — Увидел, что хотел? Услышал?

Нката оторвал от нее глаза и посмотрел на Дэниела. Тот стоял в дверях кухни с надкушенным тостом в руках, скрестив ноги так, будто ему срочно нужно в туалет. При виде огромных детских глаз Нката проникся жалостью к мальчику, которому пришлось услышать, как его мать пререкается с мужчиной.

— Я не хотел, чтобы ты слышал это, чувак, — сказал он Дэниелу, — В этом нет нужды, и мне очень жаль. Но на улице будь внимателен. Там убийца ищет мальчиков твоего возраста. Я не хочу, чтобы ты оказался на его пути.

Дэниел кивнул с мрачным видом и сказал:

— Ладно. — И когда Нката повернулся, чтобы выйти из квартиры, вслед ему раздалось: — Когда ты снова к нам зайдешь?

Нката не ответил на этот вопрос. Он сказал лишь:

— Главное — будь осторожен, хорошо?

Уже покидая квартиру, он рискнул в последний раз оглянуться на мать Дэниела Эдвардса. В его взгляде светилось послание: «Ну, что я тебе говорил, Ясмин? Дэниелу нужен мужчина».

Она ответила ему столь же красноречивым взглядом: «Что бы ты о себе ни думал, этот мужчина — не ты».

Прошло еще пять дней. Они были отданы той работе, из которой состоит всякое следствие по факту убийства, только в данном случае все усилия были возведены в куб, потому что команде приходилось вкалывать над серией убийств. Итак, часы складывались с часами, оборачивались долгими днями и еще более долгими вечерами, когда некогда было даже нормально поесть, — вот сколько времени отнимала рутинная тяжелая работа. На восемьдесят процентов эта работа состояла из бесконечных телефонных звонков, сличения фактов, сбора информации, опроса свидетелей и составления отчетов. Еще пятнадцать процентов труда уходило на то, чтобы собрать все данные воедино и попытаться в них разобраться. Три процента тратилось на пересмотр каждого факта дюжину раз: надо убедиться, что ничего не упущено, не забыто и не истолковано неверно. И только в оставшиеся два процента времени полицейские чувствовали, что дело продвигается. Для первых восьмидесяти процентов требовалось упорство и трудолюбие. В остальном отлично помогал кофеин.