Влюбленная Пион - Лиза Си

Так пусть же ветер отнесет меня туда!

Я боялась, что их найдут и посмеются над высокопар­ностью или скажут, что мои слова также ценны и долговечны, как песни насекомых. Я сложила листочки бу­маги и огляделась в поисках места, чтобы спрятать их, но всю мебель уже перевезли в дом моего мужа.

Я не могла допустить, чтобы кто-то нашел мои стихи, но у меня не хватало силы воли сжечь их в огне. Как мно­го женщин сжигают свои стихи, а потом горько жалеют об этом! Я хотела сохранить их, думая о том, что однаж­ды, когда я стану замужней женщиной и у меня будут свои дети, я, возможно, забуду своего поэта. Я приеду навестить свою семью, найду стихи, прочитаю их и вспомню любовь, которая мучила меня, когда я была де­вушкой. Наверное, так будет лучше.

Нет, я никогда не забуду то, что было. Эта мысль при­дала мне решимости во что бы то ни стало сохранить мои стихи. Неважно, что ждет меня в будущем. Я всегда смогу прийти сюда и вновь пережить свои чувства. Я с усилием встала с кровати и вышла в коридор. День бли­зился к вечеру, и все собрались к ужину. Я пошла вперед. Это заняло у меня много времени, потому что мне при­ходилось поддерживать себя, цепляясь за стены, колон­ны и балюстрады. Я направлялась в библиотеку моего отца. Там я вытащила книгу, в которой описывалась ис­тория создания дамбы в южных провинциях, и засуну­ла свои стихотворения меж ее страниц. Я засунула ее обратно и посмотрела на корешок, чтобы запомнить ее название и то место на полке, где она стояла.

Когда я пришла в комнату, то в последний раз перед свадьбой взяла в руки кисть. На обложке тома «Пионо­вой беседки» я нарисовала то, как представляла себе сцену «Прерванный сон», где Мэнмэй впервые встре­чается с Линян. На моем рисунке они стояли перед ка­менной горкой. Через минуту они исчезнут в гроте и за­ставят дождь пролиться из облаков. Я подождала, пока чернила высохнут, потом открыла книгу и написала: «Люди любят, пока живут на земле. Когда они умирают, то продолжают любить. Если после смерти человека лю­бовь исчезает, это не настоящая любовь».

Я закрыла книгу и позвала Шао.

— Ты видела, как я пришла в этот мир, — сказала я. — Вскоре ты проводишь меня в мой новый дом. Мне не­кому доверять, кроме тебя.

По суровому лицу Шао покатились слезы.

— Что тебе нужно?

— Ты должна пообещать слушаться меня, что бы ни говорили мама или папа. Они забрали у меня все, но я хочу взять с собой кое-какие принадлежащие мне вещи. Пообещай, что ты принесешь их мне через три дня пос­ле свадьбы.

По ее глазам я видела, что она колеблется.

— Обещаю, — сказала она, вздрогнув.

— Пожалуйста, принеси туфли, которые я сделала дли госпожи У.

Шао вышла из комнаты. Я спокойно лежала, глядя на потолок, и слушала крики осиротевших гусей, пролетав­ших по небу. Этот звук заставил меня вспомнить стихот­ворение Сяоцин, где она упоминала об этих печальных криках. Затем я задумалась о неизвестной женщине, из­лившей свое отчаяние на стене дома в Янчжоу. Она тоже слышала крики диких гусей. На память мне пришли стро­ки: «Если б только кровь моя и слезы окрасили сливовые цве­ты... Но я бы запретила им цвести...» Я вздохнула.

Через несколько минут вернулась Шао. Она принес­ла туфли, которые я когда-то собственными руками за­вернула в шелк.

— Спрячь их. Мама не должна узнать, что они у тебя.

— Конечно, Пион.

Никто не называл меня именем, данным при рожде­нии, с тех самых пор, как папа изменил его в тот вечер, когда мы видели последнюю часть оперы.

— У меня есть еще одна вещь, — сказала я. Я пошари­ла под матрасом и вытащила спасенную копию «Пио­новой беседки».

Шао со страхом отпрянула назад.

— Это самая ценная вещь в моем приданом. Мама и папа не знают о ней, и ты никогда не должна рассказы­вать им об этом. Поклянись!

— Клянусь, — пробормотала она.

— Сохрани ее. Только ты сможешь принести ее мне. Через три дня после моей свадьбы. Не забудь.

Папа вернулся после путешествия в столицу. Впервые в жизни он пришел проведать меня в мою комнату. Он стоял у двери, не решаясь подойти ближе.

— Доченька, — сказал он, — всего через пять дней со­стоится твоя свадьба. Твоя мать говорит, что ты отказы­ваешься вставать с кровати и ухаживать за собой, но ты должна встать. Ты не можешь пропустить свою свадьбу.

Я покорно вздохнула. Он прошел через комнату, сел на кровати и взял меня за руку.

— Я показал на твоего мужа в последний вечер, когда показывали оперу, — сказал он. — Тебя разочаровало то, что ты увидела?

— Я не смотрела, — ответила я.

— Ах, Пион, теперь я сожалею, что мало рассказывал тебе о нем, но ты же знаешь свою мать.

— Все хорошо, папа. Обещаю, я выполню все, что от меня требуется. Вам с мамой не придется краснеть за меня. Я сделаю У Жэня счастливым.

— У Жэнь хороший человек, — продолжал папа, не обращая внимания на мои слова. — Я знаю его с тех пор, когда он был мальчиком, и я не видел, чтобы он сделал нечто неподобающее. — Папа улыбнулся: — Разве что однажды. Он подошел ко мне в тот вечер, когда закончи­лось представление оперы. Он попросил меня передать тебе кое-что. — Папа покачал головой. — Я глава семьи Чэнь, но твоя мама придерживается строгих правил, и она и так уже сердилась на меня из-за оперы. Тогда я не отдал тебе это. Я счел, что это неприлично, и потому по­ложил этот предмет в книгу стихов. Я знаю вас обеих и потому, как мне кажется, выбрал подходящее место.

Подарок, когда бы я его ни получила — пять месяцев назад или сегодня, — не мог изменить моего мнения о будущем муже или браке. Мне казалось, отец поступил так, как повелевал ему долг и правила приличия, толь­ко и всего.

— А теперь у нас осталось всего несколько дней до... — Папа покачал головой, словно стараясь прогнать непри­ятную мысль. — Вряд ли твоя мать будет возражать, если я отдам тебе это сейчас.

Он отпустил мою руку, дотронулся до туники и дос­тал сложенный листок рисовой бумаги. В нем что-то лежало. У меня не было сил, чтобы поднять голову от подушки, и я наблюдала за тем, как он разворачивает бумагу. Внутри был засохший пион. Папа вложил его в мою ладонь. Не веря своим глазам, я смотрела на него.

— Жэнь на два года старше тебя, — сказал папа, — но он уже так много сделал! Он поэт.

— Поэт? — повторила я. Я никак не могла уразуметь, что означал цветок, который я держала в руке. Мне ка­ялось, что папины слова доносятся ко мне со дна глу­бокой пещеры.

— Известный поэт, — добавил папа. — Он так молод, но ею стихи уже опубликованы. Он живет на горе Ушань на противоположном берегу озера. Если бы мне не при­шлось уехать в столицу, я бы показал тебе его дом из окна библиотеки. Но меня не было дома, а теперь ты...

Он говорил о моем незнакомце, о моем поэте. Высох­ший пион в моей руке был тем цветком, которым он лас­кал меня в павильоне Любования Луной. Значит, мои стра­хи бессмысленны. Я выйду замуж за любимого мужчину. Нас свела судьба. Мы были словно уточки-мандаринки, которым предначертано всю жизнь провести вместе.