Городской ужас - Роман Игоревич Сидоркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XVII
– Спасибо, что позвонил, – сказал Влад, входя в кабинет к следователю, не замечая, что переходит на «ты».
– Да не за что, – он посмотрел на Влада так, как смотрят люди, между которыми есть нечто общее, чего посторонние понять не могут.
Владислав с матерью и Иван с костылями вышли из отделения полиции, придерживая Екатерину Сергеевну за руки. Она явно была не в себе, что-то бормотала под нос и встряхивала головой. Влад повёл их к такси, которое уже ожидало их на ближайшей к отделению парковке.
Оказавшись в машине, женщина заметно успокоилась. Иван сел на переднее сидение, чтобы не мешать Владиславу общаться с матерью. Влад гладил её сухие руки, говоря, что всё в порядке, это он – её сын, что они вместе и ничего плохого больше не случится. Его очень беспокоило состояние матери. Вряд ли это было последствие какой-то жуткой галлюцинации, его мать была крепкой женщиной. За её помешательством стояло что-то более серьёзное.
– Мам, что с отцом? – мягко, но в то же время настойчиво спросил Владислав.
Та вдруг посмотрела на него выпученными из-за обострившейся худобы глазами с красными прожилками. Взгляд этот был очень внимательным и долгим, в отличие от беглых плавающих взглядов, которые она бросала вокруг с момента, как он увидел её. Но после этого короткого просветления её голова запрокинулась и стала биться о мягкий подголовник сиденья. При этом её рот открылся и из горла стали вылетать короткие высокие ноты. Было ощущение, что эти ноты были вырваны из какой-то мелодии, остальные фрагменты которой повисали в воздухе, после очередного пронзительного звука.
– Мам, мам, успокойся, – уговаривал её Владислав, взяв за руку и пытаясь обнять.
– Аа-а, а-аа-а, ааа-аа! – высоко-высоко пищала пожилая уже женщина.
Таксист с испугом смотрел на происходящее, но поймав взгляд Владислава в зеркале заднего вида, отвёл глаза.
Женщина продолжала биться, но уже тише и начала что-то нашёптывать себе под нос.
– Мам, что ты говоришь, мам? – Влад привлёк её к себе.
– Огонь, всюду огонь, – как только он разобрал эти слова, внутри всё похолодело.
– Какой огонь, мам? Что с отцом?
Женщина снова начала вскрикивать и с удвоенной силой биться о подголовник.
Когда они подъехали к подъезду, Влад сказал, что деньги спишутся с его счёта. Водитель кивнул.
– Помощь нужна?
– Нет, мы справимся, – ответил Владислав.
Они вышли из машины и направились к двери подъезда.
Внутри было также не убрано, Иван быстро разбросал мусор по углам и пакетам и вынес, что можно было, в коридор. Они разместили Екатерину Сергеевну на кровати Владислава.
В холодильнике ничего не было, поэтому Влад просто принёс матери стакан воды.
– Ложись спать, мамуль.
Ссохшееся тело его матери безвольной тряпкой колыхалось в его руках, когда он помогал ей укладываться на постель. Ему показалось, что в какой-то момент она захотела что-то сказать ему, может даже обнять, но слабые порывы в её глазах быстро угасли. Его мать угасала прямо на его руках. И Влад ничего не мог с этим сделать.
Он почувствовал резкую боль в уголках глаз. Слёзные железы содрогались в спазмах, выжимая из себя слёзы – Владу было очень больно. Из груди вырвался судорожный вздох.
– Спи спокойно, – он поцеловал её в лоб.
От этих слов ему стало ещё больнее. Он повернулся и быстро пошёл из комнаты.
Через минуту они с Ваней сидели на кухне.
– Есть идеи? – спросил Иван.
– Нам нужно встретиться с первоисточником всего этого, – Влад говорил тяжело, но в его голосе звучала смертельная решимость.
– Как ты хочешь это сделать?
– Если бы Крабус хотел моей смерти, я бы погиб в той катастрофе. Но он хочет, чтобы я жил под гнётом, чтобы моя жизнь принадлежала ему, чтобы я всегда оглядывался и боялся. Я заберу у него эту жизнь. Как думаешь, почему Кирилл, тот парень из отеля, не истёк кровью и не умер от болевого шока после того, как откусил себе язык? Ему нужно, чтобы мы мучились – это та энергия, о которой сказал Гавриил. Власть полная и безраздельная – вот чего он хочет, а способность причинять страдания – это наивысшая форма проявления власти.
Влад был бледен. Общее физическое истощение наконец перебороло его: он давно ничего не ел, его щёки впали, и сквозь тонкую кожу просвечивали зубы. Из-за слабости говорить было сложно, каждое слово давалось с усилием.
– Я лишу его возможности властвовать, – продолжал он – сделаю то, что я ещё могу сделать со своей жизнью – прекращу её…
– С чего ты взял, что Крабус этого испугается? Здесь огромное количество людей…
– Я думал об этом. Но не всем из них он являлся. Большинство питают его неосознанно, просто существуя. Он хочет подавлять людей, а подавлять можно тех, кто имеет свою волю. Войдя со мной в контакт, он вложил в меня часть себя, явил какое-то подобие сознания. Если я пойду наперекор его желанию истязать меня… Не знаю, что будет. Но это всё, что я могу сделать.
– Ты уверен? – спросил Иван холодно.
Влад промолчал. Он отвернулся и смотрел в окно.
– Давай выпьем чая, – предложил он неожиданно.
– Может чего крепче? – уточнил Иван.
– Тот факт, что на тебя давит тёмное бессознательное целого мегаполиса – не повод напиваться, – мрачно ответил Владислав.
Принимая решение, мы часто теоретизируем, не принимая в расчёт множество деталей, с которыми сталкиваемся в процессе реализации планов. Всего предусмотреть невозможно, так что степень успеха зависит в том числе от личной смелости и решимости идти до конца.
Всё, происходившее с Владиславом в последние пару месяцев, привело его к алмазной решимости идти до конца, во что бы то ни стало. Это была даже не решимость, а скорее бег по туннелю, когда из выбора только сдаться и умереть, либо попытаться обогнать опасность и вырваться наружу. Борьба с Крабусом, превратилась в единственную альтернативу безумию и страшной безвольной жизни.
Но есть вещи, с которыми бороться нельзя. Десятки, сотни миллионов воль породили это. Оно видит наши души насквозь – так что его невозможно обмануть. Оно само состоит из обрубков человеческих судеб – так что его невозможно распознать. Оно заполучит каждого из нас – это лишь вопрос времени.
Крабус ударил там, где больнее всего.
Влад с Иваном легли, когда было уже около полуночи. Ночью они