Неотразимый - Мэри Бэлоу

Это казалось Софии странным, потому что сама она в девичестве мечтала только о замужестве и материнстве, как и все юные леди ее окружения. Только благодаря стечению обстоятельств у нее сложился вполне определенный характер и развилась сила воли, давшие ей возможность жить самостоятельно, – но ведь это может очень скоро кончиться, с внезапным отчаянием подумала София. Очнувшись от своих размышлений, она вовремя оттащила за поводок Лесси, которая едва не попала под пышную карету, запряженную четверкой сытых лошадей.

– Сидеть! – скомандовала она, и Лесси села рядом, высунув длинный розовый языки тяжело дыша, тогда как карета с грохотом пронеслась мимо.

Лавиния вовсе не испытывала ненависти ко всему мужскому полу, несмотря на убийственно язвительные замечания по поводу некоторых джентльменов, пытавшихся ухаживать за ней накануне вечером. Она даже призналась Софии, что мечтает однажды встретить одного-единственного мужчину, с которым она сможет слиться душой и телом – она имела обыкновение высказываться очень смело. Но, объяснила Лавиния, этот человек должен понимать, что, будучи женщиной, прежде всего, и это самое главное, – она личность.

– Порой, Софи, – сказала девушка совершенно искренне и без малейшего признака самомнения, – я думаю, какое проклятие быть красивой женщиной. Особенно если ты рыжеволосая. Считается, что женщина с такими рыжими, как у меня, волосами должна обладать сильной волей и бешеным темпераментом, но вы не можете себе представить перлы остроумия, которыми блистают иные джентльмены, и их гнусные замечания по поводу того, что им, возможно, придется погасить это пламя! Им грезится, что я жду не дождусь спасительного прихода некоего мужчины, который сумеет меня приручить.

– Хотя вы ждете всего лишь такого мужчину, – сказала София, – который найдет в себе мужество позволить вам быть самой собой.

– Вот именно! – Лавиния даже остановилась на тропинке и схватила Софию за руку, радостно улыбаясь ей. – О, Софи, именно этого я и жду, и ни один, абсолютно ни один человек до сих пор этого не понимает. Ах, как я вас люблю!

Но от приятных воспоминаний о прогулке и об умном, интересном разговоре с кузиной Натаниеля Софию отвлекали тревожные размышления.

Видел ли Натаниель, как Борис Пинтер покидает ее дом? Сначала она решила, что если бы он его видел, то непременно сразу сказал бы ей об этом. Но чем больше она думала, тем больше приходила к заключению, что между уходом Пинтера и приходом Натаниеля и Лавинии прошло слишком мало времени. Значит, они встретились у ее дверей. Тем не менее Натаниель ни словом об этом не упомянул. А она так глупо ему солгала, сказав, что была одна и скучала.

Что, если он заговорит об этом вечером? Разумеется, визит Пинтера его не касается. На любой его вопрос она может сказать ему что захочет или вообще не отвечать. Но она не хочет больше лгать, не хочет, чтобы он думал, что у нее есть от него тайны – она вслух рассмеялась, а потом смущенно огляделась, не заметили ли это прохожие на улице. Как будто у нее нет этой тайны!

Дело в том, что сегодняшний визит Пинтера не был для нее неожиданностью. Более того, она бы очень удивилась, если бы он не появился. И цена тоже не слишком ее поразила, хотя у нее ослабели колени, когда он ее назвал.

– И где, по-вашему, я смогу найти такие деньги? – невольно вырвался у нее вопрос.

От шантажиста не дождешься сочувствия, и она давно уже решила никогда и ни о чем его не просить, не показывать ему своей слабости.

– Как, Софи? – воскликнул он, показывая в улыбке свои крупные белоснежные зубы – ей всегда казалось, что они вот-вот превратятся в клыки. – У вас есть деверь, который владеет имением в Гемпшире, и брат, хотя и не джентльмен, но, говорят, достаточно богатый, чтобы только на карманные деньги приобрести весь Гемпшир. Может, настало время призвать одного из них на помощь вдове Уолтера?

А во время войны он обращался к ним с Уолтером «сэр» и «мэм» и при этом обязан был отдать честь или почтительно поклониться.

Она посмотрела на него с холодным презрением. Такой момент, конечно, может наступить – точнее, обязательно наступит, – но только когда она окажется в совершенно беспомощном положении. А это произойдет уже в следующий раз, внятно произнес ее внутренний голос. Но она не станет вовлекать Томаса в это грязное дело, к которому он не имеет отношения, если только у нее не будет иного выхода, а мысль рассказать обо всем Эдвину казалась ей просто чудовищной.

– Я тут случайно нашел еще одно письмо, Софи, – сказал Борис Пинтер, доставая его из кармана. – Оказывается, завалилось за ящик, а я-то думал, что уже вернул вам все письма. Можно только ужаснуться, когда подумаешь, что я мог его оставить в комнате, где его легко обнаружил бы новый жилец! Ведь он мог бы решить, что обязан предать это письмо гласности, не так ли? Вы действительно хотите приобрести все его письма, Софи, как последнюю память о старине Уолтере?

Он всегда приносил с собой по одному письму, передавал его в руки Софии и неотступно следил, чтобы она не уничтожила письмо до того, как заплатит. Первое письмо она прочла с начала до конца. Сомнений не было – оно было написано рукой Уолтера. Она испытала странное облегчение, не найдя в нем вульгарных выражений или шокирующих деталей. Только глубокую, романтичную нежность – она и не подозревала, что Уолтер способен на нечто, даже отдаленно имеющее отношение к поэтичности. Из содержания письма было непреложно ясно, что Уолтер был страстно, безответно влюблен. Она взглянула на имя, указанное в начале письма, на подпись Уолтера внизу. Последовавшие затем письма она уже не читала, а только бегло просматривала, чтобы убедиться, что это очередное письмо, написанное Уолтером.

– Я всегда питал глубокое уважение к старине Уолтеру, – в первый же свой визит заявил Борис Пинтер и с тех пор постоянно это повторял, – и к вам, Софи. Я знал, что вы не захотите, чтобы это письмо попало в чужие руки, поэтому принес его прямо к вам. В свете невероятной отваги его последнего поступка и благодарного поклонения всей нации было бы очень печально, если бы вдруг стало известно, что последние два года перед смертью он был… гм… изменял своей супруге.

Каждый раз он произносил одну и ту же речь, ухитряясь не упустить ни одного слова.

– Вы получите деньги, – сегодня утром сказала ему Софи. – Вы сказали, в течение одной недели? Вы получите их гораздо раньше, а сейчас уходите.

– Вы не предложите мне чашку чаю, Софи? Хотя я вас понимаю: узнать, что Уолтер предпочел вас кому-то другому, причем далеко не такому красивому, как вы. Можно только удивляться его дурному вкусу. Вы, конечно, отдаете себе отчет, что Четыре Всадника Апокалипсиса, как называл их старина Уолтер, вряд ли выразят вам сочувствие, если хоть одним глазом увидят такое письмо?

– Уходите немедленно, – тихо повторила она.

И через каких-нибудь пять минут, а может, и меньше в гостиной появился Сэмюел с карточкой Натаниеля и с просьбой принять его с Лавинией!

Они могли разминуться только чудом.

София нашла наконец ювелирную лавку, которую искала, привязала Лесси к столбику у двери и вошла в нее. Сначала она думала пойти в ломбард, но отказалась от этой идеи по двум соображениям. В ломбарде ей вряд ли предложили бы приличную сумму, кроме того, не стоило тешить себя напрасными надеждами: у нее не будет возможности выкупить жемчуг в будущем. Нет, его необходимо продать.