Драконий жемчуг - Наталья Колесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Устал. Полежу.
— Ну… ладно.
И впрямь мог притомиться — опять слоняется по берегу целыми днями, а сегодня еще и наплавался от души. Смущало то, что он и вторую ее руку захватил и прижал к своей груди. Водил большим пальцем по ладони. Спросил, погодя:
— Это что?
Палец коснулся старого шрама.
— Это нож сорвался.
— И это?
— Краем раковины располосовало… а тут ядовитая медуза ужалила.
— Мозоли и шрамы, — пробормотал Сон Ён. — Одни мозоли и шрамы…
— Ну так чего трогаешь, раз только мозоли и шрамы! — Ха На сжала руку в кулак, пытаясь выдернуть из его крепких пальцев.
— Мне нравится.
Чему там нравиться, это же не белые нежные ручки янбанских барышень! Не пустил, прижал ладонь к груди покрепче. Ха На не стала вырываться. И убирать руку потом, когда его пальцы расслабились в дремоте, не стала. Сидела, слушая мерное дыхание парня и дыхание моря, глядела, как скапливаются сумерки, как загораются в вылинявшем небе первые звезды. Посматривала на расслабленное, совсем юное сейчас лицо. Полумрак стер глубокие уже морщины меж бровей, и темные тени под глазами, и горькие складочки у обветренных губ… «Эх ты, принц в изгнании! Досталось тебе? Ну ничего, теперь полегче будет: обжился, и люди тебя понемногу принимать начали. А если придут призраки Становища, я их прогоню».
Она осторожно прикрыла ладонями уши спящего и сказала:
— Ну что, так уж шибко он тебе понравился?
Ино, осторожно подкрадывающаяся к ним вместе с ночью, беззвучно засмеялась, зажимая длиннопалой ладонью большой рот. Закивала так, будто хотела собственную голову сорвать с плеч. Ха На погрозила ей, сказала шепотом:
— Давай не шали, многоножка! Он — мой!
Пока. В этот сумеречный час на пустынном берегу.
Сон Ён двинул головой, спросил невнятно: «Что?» И открыл глаза. Мигов десять они смотрели друг на друга: Ха На настороженно, Сон Ён — непонимающе. Потом его взгляд прояснился. Улыбнулся.
— Вечер уже? Вот это я поспал…
— Да уж, соснул ты знатно, — проворчала Ха На, неласково сталкивая его голову со своих коленей. — Поднимайся, лежебока! О-ох, бедные мои ноженьки, совсем отказали!
Принялась поколачивать кулаками занемевшие икры и бедра. Сон Ён сел, поглядел и предложил:
— Давай разотру!
Потянулся к ней, Ха На шлепнула его по рукам.
— Совсем сдурел?! Иди вон домой давай, потеряли тебя уже!
Кряхтя и охая, словно старушка, встала и поковыляла прочь, то и дело останавливаясь, чтобы постучать или растереть ноги. Сон Ён глядел вслед, недоверчиво улыбаясь: неужели охраняла его сон? Терпела, не шевелилась, не ворчала? А выспался он и впрямь славно, как будто проспал целую долгую ночь без уже привычных тревожных сновидений.
Легко поднялся, подвигал шеей, плечами и застыл, разглядывая отпечатки, оставленные длинными нечеловеческими пальцами на песке неподалеку.
А только ли сон его охраняли?
Может, и его самого?
И успел ли он сказать перед тем, как заснуть, что ему нравятся не только ее руки, но и она сама?
Или просто подумал?
* * *
Теперь на ночном берегу Сон Ёну не было одиноко или даже темно. Море как будто заботилось, чтобы он не запнулся и больше не терял тропинок — над вечерней водой разливалось какое-то свечение. Отблески далеких зарниц? Отражения звезд? Или с наступлением сумерек глазастые ино зажигали для него путеводные подводные светильники?
Но сегодня вечером не только море пеклось о своем незадачливом сыне. Сон Ён увидел на террасе отца. Тот надел лучшую из своих считаных одежд и сидел, так напряженно выпрямившись, что не оставалось никаких сомнений — ждали именно его и именно с серьезным разговором. Сон Ён поклонился со словами «как ваше здоровье, отец?», по кивку опустился на колени напротив.
Министр Ким глядел на него из-под седых торчащих бровей. Молчал. Каждый день после своего несчастного утопления Сон Ён ожидал этого разговора: суровых слов о его легкомыслии, безответственности и нарушении запрета, заповеданного главой семейства. Но, видимо, оставляли их до его окончательного выздоровления.
Так как Ким Хён Чжи продолжал молчать, сын решился начать первым:
— Пусть отец простит меня: я ослушался запрета входить в морскую воду. В тот момент я не подумал, к чему это может привести и кто будет заботиться о вашей старости, если я вдруг глупо и бездарно погибну…
Досадливо махнув на него ладонью, министр Ким сказал неожиданное:
— Ты сделал то, что должен был сделать. Молодец!
Отец хвалил его так редко и так скупо, что Сон Ён даже растерялся, не зная, как реагировать и что чувствовать при этом. Министр решительно продолжил:
— Я всегда думал, это моя злосчастная судьба привела нас сюда, на забытый Небесами остров. Ведь это мне не хватило силы и ума справиться с завистниками и интриганами. В конечном счете, я плохо позаботился и о собственной семье: ты, совершенно безвинный, последовал за мной в ссылку… и я никогда теперь не увижу свою дочь и своих внуков. Ежедневно молю богов и покровителей семьи Ким, чтобы моя слабость не ударила по ним слишком больно.
— Отец…
Министр вновь остановил его поднятой ладонью.
— Но теперь я понял: вовсе не моя судьба вела нас, а твоя собственная. Я долго противился ей, можно сказать, прятал тебя от твоего будущего. Но как люди могут игнорировать божественную волю? Судьба принесла тебя сюда, а заодно и меня, как морская волна, подхватывающая разом все нужное ей и ненужное.
— Отец, — выдавил Сон Ён. — Я… я не понимаю… О чем вы?
— От меня уже ничего не зависит, — словно не слыша его, продолжал Ким Хён Чжи. — Теперь ты должен повиноваться лишь Великим Хранителям. Делай, что должно, и не оглядывайся. Ни на кого из нас.
Старик скрылся в дверях дома.
А его сын остался сидеть во дворе, озадаченный и смущенный. Хотя отец говорил странно и непонятно, Сон Ён в этот раз ни секунды не сомневался в ясности его рассудка — министр Ким вдруг превратился в себя прежнего: решительного, резкого, волевого. Уверенного в своих суждениях и высказываниях. Ничего больше добиться от него не удастся — уже сказал, что хотел, и вверил сына его неведомой судьбе…
Сон Ён огляделся, словно ожидая, что эта самая судьба возникнет перед ним в душном мраке вечера. Явится, поманит за собой. Или хотя бы кинет россыпь загадок-подсказок. Что значит «повиноваться Великим Хранителям»?
Четверо священных животных, духи-хранители страны, издревле стоят на страже четырех сторон света. Зеленый дракон Чхоннён защищает восток, белый тигр Пэкхо — запад. Огненная птица Чуджак бережет страну с юга, а черный воин Хёнму-черепаха — с севера. Самый близкий к ним сейчас Чхоннён, с ним могут говорить шаманки и, как уверяет бабушка мелкой, даже островные ныряльщицы… Как он — обычный человек из плоти и крови, не наделенный даром видеть духов, — может исполнить волю Хранителя? И с чего отец решил, что такова его судьба?