Письма императора - Валерия Вербинина

– Вы бываете в театре? – спросил Луи, положительно отчаявшийся хоть чем-нибудь заинтересовать загадочную особу, которая смотрела на него так, словно он был самым обыкновенным смертным.

– Нет, – ответила Амалия.

– А в опере?

– Нет, ваше высочество.

– А на скачках? – обескураженно спросил принц.

Жером де Сен-Мартен стоял тут же, заложив руки за спину, и силился спрятать улыбку, которую вызывала у него каждая новая попытка Луи завоевать очаровательную незнакомку. Определенно, Амалия была не из тех, что сразу же сдаются на милость победителя.

Услышав очередное «нет», принц почти пал духом, но тут ему в голову пришла новая мысль.

– В таком случае, – сказал он, – я буду счастлив сопровождать вас во вторник на званый вечер к графу Парижскому. – Он наклонился к Амалии и доверительно шепнул: – Даже не все аристократы удостаиваются приглашения к наследнику Генриха Пятого![10]

Однако у Амалии не было никакого желания идти к графу Парижскому. Слабые наследники великих королей, как и бесталанные дети гениальных родителей, всегда вызывали у нее скуку, если не откровенную брезгливость. Кроме того, являясь агентом русского царя, она была обязана проявлять осмотрительность в выборе знакомств, а ее присутствие на вечере у роялистов без санкции Шереметева могло быть очень плохо истолковано.

– Генрих Пятый? – подняла она свои тонкие брови. – Не знаю такого короля.

И прежде чем принц Луи сообразил, что можно ответить на столь бестактное и, прямо скажем, отдающее республиканским духом замечание, сложила свой веер и скользнула прочь.

– Рад вас видеть, Амалия Константиновна, – сказал Шереметев, целуя баронессе руку. Он обернулся и посмотрел на принца де Ларжильера. – Это ведь принц Луи, не так ли?

– Ваше сиятельство не ошибается, – отвечала Амалия. – Вы выяснили у префекта то, о чем я вас просила?

Шереметев сел в кресло. Амалия последовала его примеру, устроившись рядом.

– Сначала то, что касается инспектора Готье, – заговорил Шереметев, краем глаза наблюдая за принцем, который кусал губы и проявлял все признаки нетерпения. – Скажите, баронесса: вы и в самом деле что-то подозревали или же просто так решили навести справки об этом господине?

– Подозревала? – озадаченно переспросила Амалия.

Граф Шереметев вздохнул.

– Возможно, я и впрямь чересчур мнителен, – заметил он. – Так вот, Амалия Константиновна, Анри Готье ведет дело о краже у герцогини де Лотреамон, но расследование убийства графа де Монталамбера находится не в его компетенции. Вот так.

– Очень любопытно… – задумчиво протянула Амалия. – А префект уверен, что инспектор не имеет к расследованию убийства никакого отношения?

– Абсолютно уверен, – твердо ответил граф. – Вторым делом занимается совершенно другой человек.

– Ну что ж, – Амалия глубоко вздохнула, – по крайней мере, теперь ясно, почему Анри Готье подошел ко мне в саду Тюильри, вместо того чтобы вызвать меня в префектуру для официального допроса. У него просто не было таких полномочий.

– Что, с одной стороны, упрощает дело, – заметил граф Шереметев, – поскольку, если его поиски зайдут слишком далеко, мы всегда сможем указать ему на его место. С другой стороны, все усложняется, ибо, признаюсь вам, причины рвения молодого инспектора для меня непонятны.

– Префект что-нибудь знает о Готье? – вместо ответа спросила Амалия.

– Кое-что, – отозвался Шереметев. – Анри Готье, двадцать четыре года, переведен в Париж из Сомюра, где хорошо себя зарекомендовал. Начальство характеризует его как внимательного, добросовестного, исполнительного полицейского. Не женат, вредных привычек не имеет. В префектуре им весьма довольны.

Амалия поморщилась. Она прекрасно знала, как бывают порой опасны внимательные, добросовестные люди, особенно если они полицейские, лишенные вредных привычек.

– Вот вы сами и назвали причину его рвения, – сказала она. – Из Сомюра, стало быть, провинциал, мечтающий отличиться. Вряд ли расследование какой-то кражи, пусть даже у герцогини, поможет ему стать комиссаром полиции, а если инспектору удастся раскрыть нашумевшее убийство – совсем другое дело.

– Так или иначе, мы не можем позволить, чтобы он вертелся возле вас и выпытывал, каким образом вы были связаны с убитым, – промолвил граф Шереметев, снисходительно кивая на приветствие какого-то журналиста. – Поэтому я решил воспользоваться вашим же методом.

– Каким еще методом? – Амалия похолодела.

– Тем, который вы использовали, чтобы избавиться от кучера, – пояснил граф. – Сегодня в каком-нибудь темном переулке господину Готье слегка намнут бока, после чего он неделю, если не больше, не сумеет подняться с постели. – Граф улыбнулся. – Работа полицейского довольно опасна, знаете ли.

– Вы шутите, ваше сиятельство! – воскликнула Амалия. – Уверяю вас, это не тот человек, от которого можно избавиться подобным способом! Он сразу же догадается, кто стоит за нападением, и тогда…

– Что тогда? – пожал плечами Шереметев. – Дорогая баронесса, догадки – одно, а доказательства – совершенно другое. Однако доказательств у него не будет, я уж позабочусь.

– Но нападение на инспектора полиции привлечет к нам внимание!

– Не к нам, не к нам, – со скучающей гримасой поправил ее Шереметев, нежно улыбаясь актрисе Лафрессанж, которая, в свою очередь, вовсю строила глазки красивому принцу, – а к инспектору. Какой-нибудь приятель Марсильяка тиснет в своей газетенке сочувствующую или, наоборот, ехидную заметку, на том все и закончится. В конце концов, мало ли врагов может быть у инспектора полиции, да еще такого, который хорошо знает свое дело!

Амалия сдалась. Она была недовольна, но понимала, что упорствовать дальше бесполезно – все равно Шереметев поступит по-своему.

– А люди графа де Монталамбера – лакей, кучер, садовник и повар? – спросила она. – Префект смог вам что-нибудь сказать о них? Ведь если кто-то из воров сумел послать письмо от моего имени и оно не вызвало у графа подозрений, значит, у этих людей наверняка был сообщник в доме, который дал им ознакомиться с моим настоящим письмом.