Пленница тирана - Кира Шарм

Значит, со мной она слезами давится, а с охраной волне себе собиралась поразвлечься?

И надо было ее, по-хорошему, охране своей и отдать после такого! Или обратно в «Звезду» вернуть, — пусть с ней по-своему там разбираются!

Но…

Посмотрел на нее — и не смог.

И бесит меня это, — понимаю, что глаза бы повыкалывал на хрен всем, кто ее вот такую, в платье этом прозрачном и ободранном видел. И злит от одной мысли, что кто-то друой к ней после меня прикоснуться может.

А со мной она эту всю драму зачем разырывает? Цену себе и своей девственности, блядь, набить хочет? Разырать мне тут страдания, раз уж я ясно дал понять, что не люблю этого всего, — чтобы получить официальный статус постоянной любовницы и блага потом разные пытаться из меня тащить и клянчить?

Не в том дело, что шлюх имеют все, кому не лень и у кого есть деньи. Нет. Не в том. В натуре их гнилой все дело. В том, что ради бабла на все готовы. Ни перед чем не остановятся, — раз уж даже себя самих продавать готовы. Самое мерзкое — когда человек продажный. Тогда он не человек уже — а просто гниль, — мерзкая, отвратная и гнусная. И к такой гнили мне подойти даже противно, а тут…

Тут, блядь, — не то, что подойти, — прикасаться, ласкать хочется! О глазах ее, блядь, думал, пока вопросы серьезные решал! Видел их, блядь, перед собой! И даже потом — не смог остановиться, — до ломоты ее хотелось, касаться, ласкать, входить в нее. Чтобы своей чувствовать, — кого, блядь? Ну, — кого? Она же и не человек даже, — так, хуже мусора под ногами!

И закрыть ее от всех захотелось, — чтобы не видел даже никто, чтобы знать, что моя она только! И чтобы сама — только на меня смотрела! И не этими, блядь, перепуганными глазами, а иначе! И чтобы просила о моих прикосновениях! Чтоб сама просила и губы свои приоткрывала сладкие… И чтобы извивалась, чтоб стонала от моих прикосновений, чтоб еще просила, — глазами, телом, вздохами своими тихими…

Блядь! Как же я злюсь, — на себя, на то, что вышвырнуть не смог.

И даже сейчас, оставив ее в подвале, думаю о том, что мне принадлежит, и не отпущу.

— Андрей Владимирович? — Семен в легком шоке смотрит на то, как я со злости кулаком по стене херачу. Ну да, обычно моему спокойствию только позавидовать можно. А тут… Психую, — и, главное, — из-за чего? Было бы о чем думать, вообще!

— Да, Семен.

— Вам приглашение передали.

Киваю, молча принимая из ео рук тисненную золотым бумагу.

Светский прием, элита острова уже в курсе, что я приехал. Да и Маниз, видно, уже знает о результате встречи с Альбиносом. И теперь решил устроить светскую вечеринку. Чтобы всем остальным показать, на чьей он стороне, если вдруг война начнется. Хрен его знает, что Тигр Альбиносу там сказал, но, похоже, этот раунд мы все же выиграли.

Придется идти, — эта вечеринка, — стратегическая встреча, на которой можно легко решить не один вопрос. К тому же, там наверняка будет Зарина, актриса и фотомодель с шикарными формами и правильным ходом мышления, с которой у нас, можно сказать, почти официально-неформальные отношения. Не то, чтобы я искал с ней встречи, — да и с тех пор, как приехал, не до того мне было, но хоть переключусь с этой необъяснимой тяги к девчонке в моем подвале. Сама Зарина часто приезжает ко мне в Лондон и наши встречи довольно приятны, да.

И все равно, — мерзкое, гадостное чувство вместе с глазами девчонки не отпускают меня весь день, куда бы ни ехал, чем бы ни занимался.

Вздрагивания ее эти, как только к коже прикасался, ужас в глазах. И, — блядь, — вот откуда во мне это отвратное чувство, как будто я чуть ли не изнасиловал девчонку?

Весь день отгоняю ее из своих мыслей, — но, блядь, эти фиалковые глаза прям как будто там прописались!

Под вечер не выдерживаю, — ноги за каким-то хером сами ведут меня в подвал, — проверить, как она там.

Спит.

На столе рядом с ней нетронутая еда и остывший кофе. Сам приказал Наташе не будить и не трогать, только одежду принести сюда и вещи там всякие женские, что ей нужно. Зеркало, расческу и прочую разную ерудну.

Но обстановка у девчонки будет спартанской, — пусть не рассчитывает, что за счет своей девственности на шею мне сядет, — и пусть уже поймет, что ее спектакли меня не трогают! Каждый должен знать свое место и на что право имеет. И она знать должна.

Спит и подраивает во сне. Бормочет что-то.

А я понимаю, что вот все мне в ней нравится. Даже голос, — вот такой, во сне, чуть сорванный и неразборчивый, — да вообще все! И как руки свои миниатюрные на груди сложила и как губами шевелит и ресницы ее тонкие.

А запах…

Запах сносит крышу, — так, что хочется сейчас плюнуть на все, — и даже на Маниза с его приемом и со всеми сделками и поддержкой, которые я рассчитываю из этого приема выудить. На все плюнуть хочется, — и остаться с ней рядом.

Вздрагивает сильнее, когда вожу пальцами по ее губам, — легко, еле ощутимо прикасаюсь, — но, блядь, уже чувствую, насколько хочется этого больше!

Такая сладкая, нежная и кажется сейчас — такой невинной. По-настоящему, а не в плане кусочка плоти между ногами. И мне дышать ею хочется. И в волосы зарываться. И, блядь, — целовать!

Бред, наваждение, — шлюха, она и есть шлюха. Потому и не хочу, чтоб даже рот открывала со мной. Только заговорит, — сразу натура ее вместе со словами полезет.

— Спи, — шепчу, за каким-то хером наклоняясь к ее губам, по щеке поглаживая. Блядь, да что ж такое со мной происходит, а?

визуализация

* * *

— Андрееееей, — Зарина, как всегда, растягивает мое имя с томным, но совсем не пошлым придыханием и чуть картавя, произнося «р» на французский манер.

Как всегда, — великолепна, — яркая блондинка в одурительном красном платье, что обтягивает ее, как вторая кожа. А обтянуть здесь есть, что, да… И даже то, что ее декольте ни хрена не скрывает, — разве что соски не торчат наружу, а длинный разрез доходит до того места, откуда растут ноги, — ни хрена ее не пошлит, наоборот, только вызывает интерес и страсть.

Я вижу, как у многих здесь вспыхивают глаза, когда она, как всегда, эффектно появляется, — Зарина всегда умеет выбрать нужный момент, так, чтобы ее все заметили, — но детка моя, и именно ко мне прижимаются и будут прижиматься весь вечер ее бедра.

Только сегодня почему-то ни хера все это меня не вдохновляет.

Смотрю на шикарную, просто роскошную любовницу, — а перед глазами фиалковые глаза шлюхи. И ротик ее — чувственный и такой кажущийся невинным одновременно…

Блядь, — это разрыв шаблона, — только почему мне кажется сейчас, что все эти роскошные светские девицы похожи на дешевых шлюх, обвешанных дешевыми же стекляшками, чтобы поярче блестеть и привлекать внимание? Что губы их — какие-то многоразовые, к которым даже пальцем прикоснуться не хочется, не то, что чем-то большим. И дорогие их духи помойкой мне вдруг воняют после запаха той, шалавы дешевой…